были карие глаза. Это слегка обескуражило; не настолько, правда, чтоб взять и сдаться.
– Да и доказано всё уже, – голос провидца был тих и устал. – и Бог есть, и дьявол есть, и добрых Бог милует, а злых да неверных наказует. Коли своеволием глаза не затуманены, видно всё.
– А вы все равно будете у нас на программе. Я так хочу и я так сделаю. – Раздражение как кипящий суп в кастрюле, вот-вот выплеснется.
– Волей глаза затуманены, – на выдохе, почти не слышно повторил слепой и закрыл ладонями стекляшки кото-Базилиевских очков.
– Да и почём вам знать, кто как отреагирует на ваше выступление? – ярился Серёга.
– Смешной, – сказал, не улыбнувшись, Антонин. – Дай-ка, гляну ещё.
Слепой потянулся за зеркальцем, оставшимся лежать на пуфике рядом с ним. Взял его в руки, протёр, направил на Серёгу. Тот хотел сказать ещё что-то важное, умное, из тех убедительных фраз, которыми он прельщал гостей на программу, про рукоплескания аудитории и грядущие дивиденды, но Антонин его осёк.
– Стой. Обернись, когда надо обернуться. – Серёга обернулся, только календарь на двери увидел, с тигром. – Не сейчас. Когда надо. Когда окрикнут. Окрикнут, чтоб жил ещё. Не твоя пора. Бойся коровы в городе, молока не дающей. Где чинят, там и рушится. Запомни имя своё, Семён.
– Пальцем в воду! Меня Сергеем зовут, а не Семёном. Сергеем!!! В вашем словесном конструкторе лишняя деталь. Не сходится моделька-то, не выстраивается! – Сергей заметно обрадовался тому, что жизнь входила в привычное, понятное для него русло. Для шарлатанов он всегда мог находить нужные слова.
– Сергей не спасётся… – вздохнул слепой.
– То есть вы не хотите публично ошибиться? – Серёге показалось, что он разгадал слепого, ещё чуть-чуть надавить и… – Не бойтесь. Есть монтаж: неудобные ситуации можно сгладить. Я это согласую.
– Смерть сгладить нельзя. Приду на эфир, а за мною она. У осветительных приборов встанет и улыбаться будет.
– Ну, это вы лишку хватили. Такая страшилка, чтоб от эфира отмазаться, что ли?
– Ну да, такая страшилка, – примирительно сказал слепой. И вдруг с совершенно другой интонацией, непророческой, игривой, приблизив зеркальце поближе к Серёге, выдал: – Рукоблудишь. Ай-я-яй.
И засмеялся. Серёга небеспричинно попунцовел. Антонин махнул на него рукой.
– Иди, иди. Там у вас на этот день ещё другой дурак в студии запланирован. Скипидаром лечит. Его на пару эфиров растянуть можно.
– Но я у вас ещё буду. Ещё и договорим… И договоримся. А тут, на всякий пожарный, телефоны редакции оставлю, – Серёга положил на столик рядом со слепым визитку и пошёл к выходу.
В прихожей мать Антонина, заполошная: наскоро попрощался, наскоро отказался от пирожков, ретировался. Надо всё обдумать. Герой, что надо. Шеф-редактор похвалит, если тот придёт. Если… Что за жизнь
