их навещать. Бабуле на работе выдавали ихнюю зарплату, а я после школы по рынкам да магазинам мотался, витамины им добывал. Овощи всякие, фрукты, икру красную. Соки им варил под конец, когда они уже больше ничего не могли. Так что, когда они умерли, мне поначалу вроде как даже легче стало. До меня и дошло-то не сразу, что их уже нет, так я за тот год умотался. Учиться совершенно почти не успевал. Двоек, конечно, нахватал – страсть! Чудом на второй год не остался. По одной литературе пятерки у меня были. Ее у нас классрук вел. Во был человек! Он-то меня и спас потом. А то ходил, сам как будто тоже мертвый. Навроде зомби, ей-Б-гу! Мыслей и чувств никаких. Общаться не мог ни с кем. Мне что-нибудь говорят – я молчу. Если слишком пристанут, могу в рожу двинуть. Никак не понимал, зачем я должен с ними со всеми разговаривать?
– А как же у тебя все это прошло?
– Ну, что-то прошло, что-то на всю жизнь осталось… Я только тогда малость оттаивать начал, когда в другую школу перешел. Там все как-то сразу иначе пошло. Ребята были совсем другие, друзья у меня наконец появились. Мне классрук присоветовал туда перейти. "Иди, – говорит, – Валя, в ту школу, твое, – говорит, – спасение в серьезной учебе, голова, мол, у тебя хорошая, а остальное все приложится".
– А я что? Я пришел на собеседование, они говорят: "Молодой человек, расскажите нам, что вы любите читать?" "Да вы что, – говорю, – я читать вообще не люблю, у меня на это и времени-то нет!" Они усмехаются, думают, верно: "Во дебил-то пришел!" "Ну, – говорят, – ладно, оставьте пока документы, поглядим, как вы сочинение напишете". – Валерьян злорадно ухмыльнулся. – Ну, после сочинения-то они меня сразу взяли. Такой, говорят, у вас слог необычный, мысли такие оригинальные, чуть ли не самое интересное на весь поток сочинение! "Конечно, вы, – говорят, – пошутили, что читать не любите? Ну, откройте же нам, кто ваш любимый автор?" "Пушкин", – говорю. "Ах, – говорят, – какой интересный юноша! Это надо же – Пушкин!" – Валерьян захохотал, потом слегка озадаченно посмотрел на Марину. Она не смеялась. – Ты все поняла? Я ж просто так сказал – Пушкин. Ляпнул чтобы отвязались, а они подумали – вправду.
– Валерьян, – медленно, задумчиво проговорила Марина, – а ты на самом деле любишь Пушкина?
– Не знаю, – Валерьян задумался. – Как сказать… Люблю, наверное… "Медный всадник" вот, например. Очень даже здорово. А ты, Марина? Ты как, любишь Пушкина?
– Да. Мне его мама в детстве много читала, потом уже я сама. Я в школе за него всю дорогу двойки получала, никак не могла писать про него то, что задано.
– Нет, со школой мне в этом смысле повезло. В школе они у нас оригинальное мышление очень даже приветствовали. Зато вот сейчас, в Универе… О, черт! – Валерьян споткнулся и чуть не упал. Лицо его болезненно искривилось. – Тьфу ты, еще и на больную ногу!
– А что у тебя с ногой-то? – рискнула спросить Марина.
– Да вот, с лошади упал неудачно.
– С лошади… – протянула она с уважением.
Они шли по Чистопрудному бульвару,
