отремонтирован и сиял свежей краской, а крыша на солнце сверкала, точно серебряная.
Валерьянову дому повезло куда меньше. В нем уже который год (по словам Валерьяна, по крайней мере, седьмой), шел капитальный ремонт. Фактически от него остались одни внешние стены. Внутренние перекрытия были разрушены, и квартиры, где когда-то жил маленький Валерьян, не существовало больше в природе.
В этой квартире Валерьян жил вместе все с той же бабушкой, которой принадлежали тогда целых две комнаты в большой, попросту необъятной коммуналке.
– Понимаешь, я даже не знал никогда, сколько там вообще комнат и кто в них живет. Это было просто, ну, как небольшой городок какой-то, честное слово! Я там по коридорам на велике гонял целыми днями, и ни разу даже ни на кого не наехал, представляешь?
– Не представляю! – Марина смеялась. – В нашей квартире было всего-навсего пять комнат, и в каждой жила семья с детьми. Мы там играли все вместе на кухне, просто как сестры и братья, ни дать, ни взять – одна большая семья. Так было здорово! Взрослые ссорились, конечно, но я этого ничего не помню, нас это не касалось. Сейчас, впрочем, все это уже как далекий сон. Когда мы переехали, мне было пять лет, даже немножко меньше – день рождения уже в новой квартире справляли.
– Не, я в ту квартиру, в которой сейчас живу, только в школе окончательно перебрался. Бывал там, правда, часто – там тогда родители мои жили, при них, конечно, все было не так, как сейчас. Считалось, между прочим, что и я там тоже живу, но на самом деле до школы я пасся в основном у бабушки.
– Зато родителей я в ту пору обожал – страсть! Прямо как высшие существа они для меня какие-то были. Бабка-то что, бабка – она бабка и есть, вроде как всегда под рукой. "Валечка, супчик, Валечка, апельсинчик, Валечка, не балуйся", ну, в крайнем случае, "Валька, дрянь такая. Опять очки мои схватил, а ну, отдавай щас же, а то я тебя ремнем!" – последние слова Валерьян произнес так грозно, что Марина даже вздрогнула, после чего они, оба, конечно, рассмеялись. Они вообще много вместе смеялись, особенно поначалу. Все-то им казалось смешно: "Ой, смотри, воробей!" "Ой, кошка какая, смотри, с дерева слезть не может!" "Ой, смотри, какой у этой тетки смешной парик, ой, не могу, да он еще и набок съехал!"
– Потом-то я на родителей насмотрелся, – продолжал Валерьян. – За пять-то лет, уж будьте покойны! Такого навидался – по гроб жизни хватит.
– Так ты что, их совсем не любил? – осторожно поинтересовалась Марина, недоумевая, почему же он тогда вспоминал об их смерти с такой печалью. Если все было так, как он сейчас рассказывает отчего же он тогда так расчувствовался?
– Зря ты так думаешь. Нет, я их любил, и когда мы вместе жили, я и сейчас их, наверное, люблю, хотя немного странно любить того, кто уже умер. Просто, когда я у бабушки жил, они для меня были… ну, просто как божества какие-то, а когда вместе с ними поселился – ну, тогда я их просто любил, как живых людей любят. Понял, что и они тоже не идеальны. Тебе понятно?
– Да,
