наводить внутри неловкий, нищий уют.
III
Жить было голодно, даже не смотря на то, что селяне порой могли занести в благодарность банку тушенки или сгущенного молока, питалась девушка в основном картошкой и свеклой, лишь в воскресенье позволяя себе съесть немного мяса или пробить ножом банку сгущенки, упиваясь этим вкусом. Все остальные сэкономленные продукты девушка выменивала на рынках Краснознаменного: на лекарства или на медицинскую литературу. Пробелы Насти в медицине были обширны, а потому, по вечерам, когда на два часа в поселке давали электричество, Настя садилась за исчерченный трещинами лака стол и изучала купленные книги. Когда свет гас, она продолжала при стоящей в банке стеариновой свече. Порой сон побеждал, и она засыпала, прямо над очередным медицинским атласом, порой же, когда от усталости сон, наоборот, не шел, она брала старый оранжевый плед и выходила во двор, садилась на скамейку, после чего долго, запрокинув голову, всматривалась в ясное безоблачное небо. Настя любила звезды, чувствуя в них что-то древнее, незыблемое и, главное, неизменное. Может случиться еще сколько угодно войн и катастроф, может измениться все, что угодно, но звезды будут такими же. И это почему-то успокаивало ее и давало надежду. Она еще долго смотрела вверх, на Кассиопею и Большую медведицу, Орион и тысячи других ярких точек названия которых она не знала. Затем, совсем продрогнув на ночном холоде, она кидала последний взгляд на разгорающуюся у горизонта Чигирь-Звезду и уходила в дом.
За пределы поселка Настя выбиралась редко, но порой требовалось посещать и хутора. Всякий раз компанию ей составлял Степка – молодой веснушчатый парень, числящийся младшим милиционером поселка. Сопровождая ее, парень гордо нес самопальную, из водопроводной трубы, винтовку, на которую он (для каких-то ведомых лишь ему целей) прикрутил такой же самодельный оптический прицел, хотя Настя и была уверенна, что попасть из нее во что-то можно, только метнув в цель саму винтовку. Будто и этого было мало, в кобуре милиционера болтался громоздкого вида кустарный обрез, а завершал вооружение суровейшего размера нож на его перетянутом ремнем со звездой поясе.
Совместные походы через безлюдную Пустошь, посещение хуторов, привалы возле заброшенных, давно лишившихся асфальта дорог сблизили их и дали сдружиться. Парень знал неожиданно много и охотно рассказывал про жизнь в Южных Пустошах: про тайны Грохочущего леса и про налеты бензиновых баронов, что торгуют нефтью и рабами, про Царя мирмиков и сектантов сжигающих книги, про Мертвый город и ядовитое Иудово дерево заманивающее неосторожных путников под свою ядовитую сень. А еще про банду Димаса Шифера и Нехороший хутор.
–
Сатанисты обосновались на хуторе сразу после войны, да ладно бы просто сатанисты, так все как один кулачье редкостное. Все знают, что у них лекарств и еды полно, да только делиться они ж не желают, ни правдами, ни неправдами.
–
Продают хоть?
–
Ага, конечно! Продают, да еще как! –
