и пришел в настроение добродушное, упрямое и немного воинственное.
– Почему нет? – спросил Липиат.
– Ах, просто потому, что нельзя. – Гамбрил откинулся на спинку стула, улыбнулся и погладил белокурые свисающие усы. – Во всяком случае, в году от Рождества Христова тысяча девятьсот двадцать втором.
– Но почему? – возбужденно повторял Липиат.
– Потому что сейчас уже не время, – объявил изящный мистер Меркаптан, рыча, как истый конквистадор, но затем, в конце фразы, впадая в бесславное замешательство.
Это был мягкий, уютный молодой человек с гладкими каштановыми волосами, разделенными посредине прямым пробором и зачесанными за уши, где они образовывали влажные мягкие завитки. Его лицу следовало бы быть более изысканным, более утонченным – в духе dix-huitième, чем оно было на самом деле. К сожалению, оно было грубоватым и даже несколько свиноподобным и мало гармонировало с неподражаемо грациозным стилем мистера Меркаптана. Потому что у мистера Меркаптана был свой стиль, восхитительная печать которого лежала на всех его статьях, выходивших в литературных еженедельниках. Но самым изысканным его произведением был тот томик «опытов», стихотворений в прозе, виньеток и парадоксов, где он с таким блеском развивал свою излюбленную тему о мелкотравчатости, обезьяньей ограниченности и глупой претенциозности так называемого Homo Sapiens[23]. Те, кому доводилось знакомиться с мистером Меркаптаном, после встречи с ним нередко приходили к заключению, что, в конце концов, он, может быть, вовсе не так уж не прав в своей суровой оценке человечества.
– Уже не время, – повторил он. – Времена изменились. Sunt lacrimae rerum, nos et mutamur in illis[24]. – И он рассмеялся в знак одобрения самому себе.
– Quot homines, tot disputandum est[25], – сказал Гамбрил, снова прихлебывая свое Beaune supérieure[26]. В данный момент он был целиком на стороне Меркаптана.
– Да почему уже не время? – настаивал Липиат.
Мистер Меркаптан сделал изящный жест.
– Çа se sent, mon cher ami, – сказал он, – ça ne s’explique pas[27].
Говорят, сатана носит ад в своем сердце; то же можно было сказать и о мистере Меркаптане: где бы он ни находился, это был Париж.
– Грезы в тысяча девятьсот двадцать втором!.. – Он пожал плечами.
– После того, как мы приняли мировую войну, проглотили голод в России, – сказал Гамбрил. – Грезы!
– Они принадлежат к эпохе Ростана[28], – сказал мистер Меркаптан, слегка хихикая. – Le Rêve[29] – ах!
Липиат шумно уронил нож и вилку и перегнулся через стол, готовый броситься в атаку.
– Теперь я с вами расправлюсь, – сказал он, – теперь вы от меня не уйдете. Вы себя выдали с головой. Выдали тайну своей духовной нищеты, своей слабости, и мелочности, и бессилия…
– Бессилия? Вы клевещете на меня, милостивый государь, – сказал Гамбрил.
Шируотер заерзал на своем стуле.
Человек мыслящий (
Дословно: «Суть слезы вещей, и мы меняемся в них» (
Дословно: «Сколько людей, столько и приходится спорить» (
Одна из марок бургундского.
Это можно почувствовать, милый друг… объяснить этого нельзя (
Сон, Греза (
