методичка про поведение на допросах такие слова исключает, не думал?
– Виноват.
– Зови его сюда. Не сам, пошли посыльного, пусть скажет, что приглашаю…
Вскоре один из автоматчиков подвел к скамейке Беса. Тот поднес руку к виску, но незнакомый майор жестом прервал доклад и, подвинувшись на скамейке, пригласил присесть.
– Курите? – спросил он, протягивая пачку «Герцеговины Флор».
– Благодарю, нет.
Васильев прикурил, затянулся, не торопясь убрал пачку в карман. При этом использовал паузу, чтобы получше рассмотреть собеседника. «Спокоен, уверен, осанка-выправка при нем. Черен, мозолистые замасленные руки, но без грязи под ногтями. Тут все логично. А вот взгляд человека, привыкшего больше выслушивать, чем самому докладывать…»
– Меня зовут Николай Ульянович. Фамилия Васильев. Хотел задать вам несколько вопросов.
– Мне представляться смысла нет, судя по вашим петлицам. А на вопросы по мере сил постараюсь ответить, – сказал Бессонов, сдерживая волнение.
– Почему «по мере сил», Павел Григорьевич?
– Последствия контузии, наверное, сказываются. Что-то помню четко, до мелочей и деталей, а что-то, хоть убей – нет.
– Тогда расскажите, где и при каких обстоятельствах вы познакомились с Хартингом?
– Два дня тому над нашим аэродромом…
– Он говорит о более раннем знакомстве и упоминает какого-то графа Оболенского.
Бессонов задумался. Было дело. В апреле 1941-го в Париже немцы праздновали день рождения Гитлера. Устроили воздушное шоу с участием французских летчиков. По замыслу организаторов, их позвали как мальчиков для битья, чтобы лишний раз продемонстрировать превосходство немецкого оружия. Знакомый летчик-француз уговорил его тогда выступить за их команду. Он-то немцам праздник и испортил. Мало того, что выиграл стрельбу из пулемета по наземной цели, так и в воздушных боях «завалил» из фотопулеметов Хартинга и компанию.
Асы настоящие. На фуршете французы, чувствуя себя именинниками, представили его как русского графа Оболенского. Немцы восхищались и все допытывались, как он с использованием одного и того же маневра умудрился обхитрить их всех. Потом Хартинг подвел его к какому-то бонзе из Берлина, важному и высокомерному до неприличия. Тот как милость предложил послужить великому делу в рядах личной эскадрильи Геринга. Отказ воспринял с удивлением, дал время подумать и пообещал или пригрозил, что разговор не окончен. Не думал тогда Бессонов, что эта встреча может закончиться для матери и сестры арестом и заточением в гестапо. Про что угодно, но о том, что Оболенский сражается на Восточном фронте, там знать не должны…
– Сомневаюсь, что Хартинг сумел рассмотреть сбившего его летчика.
– Он твердит про почерк аса. Говорит, уже встречался с ним.
– Ему виднее.
– Очная ставка вас, Павел Григорьевич, не смущает?
– Зачем? Допустим, он меня
