бы говорил. Очки я отродясь не носил, а вот Мишка весь первый класс щеголял в этих самых очках. Одно из стёкол у него ещё было пластырем заклеено. Мы его весь первый класс «Одноглазым» дразнили. Вот у него обида и затаилась.
– Сам ты очкарик, – фыркнул я.
Слово за слово, он мне по шее, я ему в нос. Битва двух титанов. Пришли домой в порванной грязной одежде, ещё и от родителей получили.
Я выпросил у соседа учебник по географии, где на первой странице была нарисована карта с этим треклятым Сахалином. Притащил его в школу. Сую под нос Мишке.
– Вот, смотри, Сахалин – это остров.
– А я тебе, что говорил?! – взвился Мишка.
Я удивлённо посмотрел на него.
– Ты говорил, что полуостров.
– Ты мало того, что слепой, так ещё и памяти нет. Я как раз говорил, что Сахалин – это остров, а ты, что полуостров. И кто оказался прав?
Подскажите, по советским законам девятилетних детей за убийство надолго сажают в тюрьму? Я сейчас, кажется, придушу этого скользкого типа.
К третьему уроку мы, конечно, помирились.
При современном уровне распространения интернета разве возможна была бы эта история? Дети одновременно открыли бы Гугл и мигом обнаружили бы и про Сахалин, и про Камчатку, и про «купить корень жизни китайский дети медицина».
Но рассказ, собственно, про другое. Рассказ про музыку.
Вот как раньше обстояло дело с популярными мелодиями? Услышал ты случайно какую-нибудь песню, понравилась она тебе. Что-то недослышал, что-то не понял. Ходишь, напеваешь.
Так рождались незабываемые хиты про «Скрипку-лису», про пересов, которые обожали Костю-моряка. А с распространением англоязычной музыки вообще начался какой-то треш. Мой приятель дня три ходил по школе, напевая: «Донт тач ми ту-ду-ду-ду». Потом задумывался на минуту и снова: «Донт тач ми ту-ду-ду-ду». Ну и всё, собственно. Дальше он не запомнил.
Теперь всё проще. Услышал песню, пришёл домой, вбил в Гугл. Неважно как, криво, косо, русскими буквами английские слова. И тут же тебе и песня, и текст, и фотографии группы, и ещё вагон информации. Слушай – не хочу.
А у нас попробуй найти ту песню, которая понравилась. Бежишь к приятелям.
– Ну там девчонка вроде поёт. Тоненьким таким голоском.
– А что хоть поёт?
– Да фиг его знает, не по-русски.
– А от нас ты чего хочешь? Примерно хоть напой.
– Что-то типа «ю май хо, ю май со».
Бедный Томас Андерс. Или Дитер Болен. Я до сих пор не отличаю кто из них кто.
А в начале девяностых произошли в моей жизни два музыкальных события. Во-первых, дедушка Алик, отец моего отца, спаял на кухне магнитофон, затолкал его в корпус от старых «Карпат» и подарил мне. И у меня появился первый собственный магнитофон. Это был непонятный однокассетник, который немилосердно хрипел и жевал плёнку. Но это был МОЙ магнитофон. Я до дыр заслушивал кассеты с ранними монстрами рока типа Металлики или АС/ДС, втихаря от бабушки,
