убийцей.
– Но… Но как вы можете такое предполагать?! – сделал попытку оскорблённо вознегодовать Мышенков.
– Знаю я о ваших взаимоотношениях в коллективе, – не стал слушать Дмитрий.
– Да, – обиженным тоном согласился Мышенков, – отношения у нас не совсем простые, но чтобы так вот!.. К тому же этот несчастный Козюков… Ведь чтобы поступить таким образом, я имею в виду это жуткое убийство, нужен же мотив. Откуда же ему взяться, если никто из нас – я, по крайней мере, уж точно – и в глаза его не видывали?
– Бояркина, как она говорит, тоже его не видывала, только лишь по телефону общалась.
– Вот-вот, и она-то, возможно, только по телефону… А уж мы и вообще… По меньшей мере, я. А задушить человека? – продолжал взволнованно Лев Николаевич. – Да разве ж на подобное способен кто-то из наших? Барыбенко? Людмила Александровна? В Барыбенко сил, как у котёночка. А у Людмилы Александровны пальчики коротенькие, как обрубышки. И Катя на эту роль не подходит тоже никак, смею утверждать. А больше у нас никого и нет. Кроме, разумеется, Марины Григорьевны.
Подлесный с подозрением посмотрел на Мышенкова и спросил:
– По-вашему, только она способна человека задушить?
– Да нет же, я этого не говорил! – взмахнул руками Лев Николаевич, затем с красноречивым вздохом прибавил: – Хотя физически, должен заметить, она самая крепкая из нас. Да вы и сами это знаете не хуже меня. Насколько мне известно, Марина Григорьевна позволяла себе и в отношении вас некоторые вольности. Рассказывали даже…
– Ладно, наслышан я о рассказах! – перебил Дмитрий.
– Да-да, простите! – поспешно извинился Мышенков и замолчал.
Немного поразмыслив, Подлесный решил всё же пригласить Мышенкова к себе, в однокомнатную квартиру на Алтуфьевском шоссе, куда его поселила Лариса, договорившись с одной из приятельниц. Лев Николаевич, чуть помявшись, согласился.
– Вот и ладненько, – кивнул Дмитрий. – Выпьем, поговорим, обсудим и примем решение.
Они и в самом деле выпили и поговорили в тот вечер, однако толком создавшееся положение не обсудили и решения никакого не приняли. Не то у них состояние было, чтобы решения принимать. Лев Николаевич, в частности, впал в состояние крайнего изумления, когда вдруг обнаружил, что они выпили не менее восьмисот граммов водки, и долго не мог из данного состояния выбраться.
Да, по сути, он так и не выбрался из него. Удивлялся, изумлялся, а потом и выпал в осадок, отхлебнув в очередной раз из стограммового стаканчика. Дмитрию, тоже порядком нагрузившемуся, стоило немалых трудов переправить гостя на диван. Он так утомился, что даже всерьёз задумался, стоит ли возвращаться к столу и продолжать застолье или же нет. И пока не отдышался, положительного решения принять не мог.
10
– Марина Григорьевна, я на сегодня могу быть свободным? – невинным голосом полюбопытствовал Барыбенко.
