лошадиным лицом, с любовью к французскому синематографу «новой волны». Первую звали Леночка, вторую Лёля, третью опять, кажется, Леночка. Остальных я не запоминал, называл попросту «привет!» или «как дела?» Марья помнила их всех, всех привечала. После разрыва с Бомбеем Леночки подолгу паслись у неё, пока не находили кого-нибудь, с кем в постели говорить о Фатихе Акине и курить траву. Бомбей не очень мог поддержать про Фатиха Акина, но его это заводило. Иногда Марья пристраивала Леночек к кому-то из общих друзей. На Марьиных днях рождения Леночек, бывало, собиралось трое или четверо вместе, и мне казалось, что я попал в сумасшедшее будущее, где разрешено клонирование и многожёнство. С некоторыми я был бы не прочь, но только без дальнейших последствий и обещаний.
Это я говорю, что подрался, а ведь я и не дрался. Бомбей просто мне врезал. Прекрасное начало апреля.
Марья жила в квартире, доставшейся от матери в некогда «блатном» райкомовском доме на Карповке, с огромными окнами, выходящими на долгострой отеля, который должны были сдать ещё к «Играм доброй воли». Отель чуть справа, а напротив купола собора Свято-Иоанновского монастыря. Кстати, женский монастырь. Мы про то даже шутить устали. Шутили только случайные люди, оказавшиеся в нашей компании. Нам было уже не смешно. Впрочем, компания с годами редела, самые развесёлые ушли ещё в начале девяностых, а потом кто сторчался, кто повесился, кого убили. Олега, например, убили. Олег поехал после работы в декабре на тачиле к дочери в интернат. Его опоили клофелином и выбросили из машины возле остановки автобуса в Ропше. Замёрз. Кому-то хватает рюмки, а Олег был спортсмен, третий дан по кёкусинкай, ну и вообще рыцарь в латах. Наверное, целый стакан выжрал, пока его срубило. Просто не проснулся.
– Вай! У меня сын родился! Выпей со мной, братан!
Конечно, выпил. Как откажешься?
Мы искали его три дня. Сека обнаружил труп Олега в морге Рамбовской больницы. Потом искали тех, кто это сделал. Долго искали. Почти год. Нашли, конечно. Очень серьёзные люди нам тогда помогли. Менты вообще сказали, делайте с этими что хотите, есть на кого повесить. Пестик у нас был, «макаров». Приехали вчетвером утром в понедельник, думали грохнем, но пожалели. Грех на душу брать никто не захотел. Друг другу пестик передавали. Помню, сидят эти двое азербонов в обоссанных кожаных штанах на кухне, руки в наручниках за спиной, рожи разбиты. Жить хотят. В ванной жена одного из них с заклеенным ртом, в комнате дети телек смотрят про Скруджа Мак Дага. Фолкнер там с ними, типа добрый дядя. Ну да, рожа такая заграничная, сам вмазанный. А они мелкие совсем. Бомбей «макарова» Секе сунул, Сека мне, я флажок вниз, передёрнул – патрон в патронник загнал, а руки ходуном. Поднял, навёл на того, что ближе сидел, а самому стыдно, что тремор такой.
– А-а-а-а! – кричу. – А-а-а!
И говном пахнуло нестерпимо, то ли этот, то ли второй, то ли оба обосрались от страха. И чайник на плите уже минут двадцать кипит. Я в него и бахнул. Бомбей с Секой еле отскочить успели,
