пальцем, переспрашивая. Он совсем не ожидал, что будет чем-то выделяться в разноперой стае институтских птиц.
– Я? Я – да. А вы здесь всех знаете? – он еще раз огляделся, чтобы удостовериться, что не смотрится, как пестрый попугай, в своей богемной одежде.
– Нет, но тебя знаю, – подмигнул парень. – И давай на «ты»? Ты же тот кукольник? Мы думали, ты старше.
– Кукловод, – поправил Оливье, наклонившись к уху парня, и почувствовал, что от того пахнет странно – выпечкой, персиками и чем-то еще съестным. – Кукольник мой отец, он изготавливает марионеток, а я вожу. Неважно… Оливье, – он протянул руку, и новый знакомец ее пожал. – А вы?
– Мы на «ты».
– Ты сказал: «Мы думали, ты старше»…
– А! – парень обернулся, махнул рукой троице за спиной. – Жорж, Гурт, да много кто у нас в кружке. Меня зовут Сольда.
– Так вы – девушка? – искренне удивился Оливье, оглядывая ее короткие волосы. – В смысле, ты.
– Да пошел ты, – оскорбилась она.
– Прости, я правда не понял, – он приложил руку к груди, выразив искренние извинения.
– Прощен, – усмехнулась она, а потом резко развернулась.
Троица за ее спиной взобралась на парты, за ними растянули непонятно как пронесенную желтую ткань с надписями, но Оливье их не прочел – слишком много рук и голов мельтешило между ним и растяжкой. Сольда тоже запрыгнула на стул, выпрямилась во весь рост и прокричала:
– Сам воюй за короля! Мы не солдаты!
Ее спонтанную кричалку подхватили остальные студенты. Оливье взглянул на участников дебатов. Пальер стоял, сцепив руки в замок за спиной, угрюмо наблюдая за аудиторией. Под его тяжелым орлиным взглядом некоторые даже стихали. Однако активисты продолжали скандировать, и агнолог не скрывал удовольствия от того, что оппонента прервали так эпатажно и беспардонно. Пальер поднял руку, призывая к порядку, и некоторые из студентов умолкли. Он повысил голос и заявил:
– Я никого из вас не зову воевать. Я объяснил, почему это делаем мы. Если вы принесете пользу в тылу своими знаниями, то это не меньший вклад.
– Я не лекарство, пальер, чтобы быть полезной! – громко отозвалась Сольда.
Гвалт вновь заполонил и без того жаркую аудиторию. Однако кто-то из первых рядов завопил:
– А ты чего скалишься, агнолог? Ты не лучше! Наука – не товар!
Теперь студенты скандировали его последнюю фразу. Оливье подумалось, что управлять таким хором было бы проще простого, но сам он не поддавался общей вовлеченности в протест. На кафедру полетели скомканные бумаги: агнолог силился уворачиваться и отпрыгивать от снарядов, а пальер скучающе наблюдал за бунтарями, как за капризными детьми. Один бумажный комок все же отскочил от плашки на его груди и упал к начищенным сапогам. Пальер проводил его надменным взглядом. Оливье погряз в суматохе, стараясь запоминать черты, повадки и фразы, бушующие
