и собирали из всех подразделений.
– Ничего себе – кто-то не может, – усмехнулся Саша. – Санаторий какой-то. Дальше кто стоит?
– Наши же. Миномётчики. Но они сильно далеко, здесь сейчас кунги стоят друг за другом, а потом уже они.
Мы пошли, а я уже про себя усмехнулся над словами Саши о санатории. Уж кто-то, а сам-то он, как мы считали, приехал из санатория. Из хорошего московского санатория, который по недоразумению называется воинской частью.
– А кого ты, говорил, видел в том клубе для педиков? – продолжил я, как только мы отошли от нашего собеседника.
– А…, – протянул он. – Ты же Шурỳ знаешь? – сделал он ударение на второй слог.
– А, этот…? – запнулся я, вспоминая, какие песни поёт сей певец. – Отшумели летние дожди?
– Именно! Да, видел его не так близко, но точно узнал его.
– А что, он тоже из «этих»?
– Да кто ж его знает?! – отмахнулся Саша и через некоторое время спросил. – А ты говорил, что в городе раньше жил? В каком? Мы с тобой как-то раньше ведь совсем не общались.
– В Набережных Челнах, в Татарстане. Там Ка…
– Там КамАЗы делают, да, я знаю, – опередил он меня. – Мне кажется, что я слышал, как ты это кому-то рассказывал недавно, не из наших, но я и так знал, вообще-то. А сейчас ты вроде в Волгоградской области живёшь? Вы же вроде с Пеньком и Панчишиным земляки?
– Да, земляки, в девяносто пятом переехали с родителями в Волгоградскую область.
– Ты татарин? – поинтересовался он.
– Русский, но ничего не имею против того чтобы быть татарином.
– А почему переехали? Притесняют?
– Вообще нет – глупость какая-то. У родителей на работе ничего подобного не было. У нас же на улице вообще неважно, русский ты или татарин, главное – кто ты по жизни: пацан или не пацан.
– То есть?
– Это просто: если ты мотаешься в толпе, в группировке, если ты «при делах», так сказать, то ты – пацан. Если дома сидишь, то – чёрт, чушпан, много ещё всяких определений этого статуса может быть.
– Ты мотался?
– Так чтобы серьёзно – нет. Какое-то время был где-то рядом с такой толпой, даже хотел туда попасть – потом сам ужасался своему желанию, в небольших переделках бывал, дрался, получал тоже сильно, в милицию залетал, но на сборы не ходил, с цепями и ножами стенка на стенку не махался.
– А для чего это вообще? Что это даёт? – видимо, заинтересовался Саня.
– Как что? Чувство принадлежности к толпе, некой силе, тому чувству, что ты не один. А то, бывает, пойдёшь в другую часть города просто по делам, а тебя там пацаны в широких штанах встречают: «Э, с какого комплекса?».
– Что за комплекс?
– Ну, микрорайон по-другому, этакий прямоугольник в несколько дворов, окружённых по периметру дорогами. Как Манхэттен в Нью-Йорке, видел? (Он утвердительно кивнул и усмехнулся). Вот у нас так весь город. Прилегающие друг к другу комплексы, как правило, не враждуют
