трофейные, из Италии. Смешно сказать, Тюменцев выменял их еще при приеме линкора. Сменялся с загорелым инженером на пачку крепкой советской примы. Этот табак был в диковинку изнеженным легким итальянца. За такую пачку он не пожалел коробочку с выданными казенными ботинками натуральной мягкой кожи отборных тосканских бычков. Подошва мягкая, не деревенеющая на морозе, а оттого тихо ступающая по металлу палубы. Нет привычного звона каблуков, так некстати выдающего путника в тишине корабля.
– Федор Антонович, всё в порядке, просто демонстрирую матросам образец командного голоса.
– Чтоб не спали?
– Чтоб не спали, – согласился Лоб уже тихим, почти шепчущим голосом.
– А мне вот тоже не спится… – вздохнул Тюменцев и жестом пригласил пройти Лба вперед. Проследовал за ним к верхней палубе.
После душной канцелярии воздух октябрьского неба упоил свободой. Первоначальная мысль Лба выйти покурить растворилась с первым глотком мороза. Дурман исчез сам собой.
– Людей не хватает?
Старшина кивнул.
– А я вот, наоборот, лишних насчитал. – Тюменцев кивнул головой в сторону трапа.
– Как так?
– Прогуливался по второму ярусу. По делам. Юнцов заселили на нижней палубе преимущественно, – после недолгого молчания добавил старший лейтенант. – Но и там, где я проходил, встречал салаг. Неодетые, а на ком-то как мешки висят выданные робы.
– Притрется роба-то… – кивнул Лоб.
– Притрется. Только вот двое чудиков мне показались странными. По виду не худые щенки, и роба на них была не новая. Но не помню я этих лиц. Хотел было им что-то сказать, да прошли они. И будто немые оба. Разве так ходят морячки друг с другом?
– Идут, не шутят, не подкалывают друг друга, ни на секунду не улыбнутся?
– А как еще на флоте прожить, – засмеялись в оба голоса, – без шутки-то да подколки…
– Вот-вот. И я про то же. А эти идут и молчат.
– Где, товарищ старший лейтенант, говорите, видели их?
– На второй палубе, у перехода. Да мало ли, куда их занесло с последних минут.
Лоб пожал плечами.
– Слышали, Аникеевич в ночь решил дозоры проверять?
Офицер кивнул головой, не желая комментировать укоры в сторону командования.
– Седьмое ноября на носу, хочет выслужиться на очередном докладе, – всё же озвучил свою неприязнь старшина.
– Ну, ладно, доброй ночи, Владимир Егорович.
Старшина приложил вытянутую ладонь к виску и направился к восьмому посту. Надо проверить стоящего на дежурстве Помогайбина. Спать после проделок Аникеевича тот не станет, да и не позволял себе матрос того и до попадания под пристальное внимание. Правильный он. До неприязни правильный. Холодный как эта октябрьская ночь. Лоб
