разведчик. И, конечно, в этом деле его ждали ордена и медали, и, дай Господь Бог, чтоб ему дали дожить до них. Но, нужно отдать ему справедливость он никогда не разглашал добытые сведения, но умело давал понять, что может это сделать если что, и это был его самый главный и хорошо работающий конёк.
Стасику – брату Володьки— о ком в дальнейшем пойдёт речь – (о Володьке), тоже было двенадцать лет. Ещё год тому назад он ходил на грядку капусты и недоумевал каким образом и в каком кочане отец с матерью нашли его. Но, слава Богу, он дружил с Санькой и тот всего за один год успел просветить Стасика и диаметрально противоположно опрокинуть Стасиково мировозрение. А для наглядности и прочей убедительности Санька приглашал в кульминационный момент на чердак сарая наблюдать за своей матерью и офицером. Таким способом, через лабораторную работу закреплял в Стасике весьма нужные для жизни знания.
Сейчас Стасик должен Саньке показать Володькин пистолет. Слава Богу, мать ушла в сарай к корове и можно было действовать. Под тюфяком, на общем деревянном настиле, где они спали с Володькой и Колькой пока Кольку не забрили на фронт после прихода наших. Потом из сельсовета принесли повестку, что через три дня после мобилизации в первые пять минут боя, он погиб смертью храбрых. Чему мать с отцом были «очень рады» за храбрость сына. Теперь под местом Кольки лежало это орудие, замотанное в тряпочку. Стасик вытащил дрожащими руками и с такой же дрожью развернул. На ребят глядело холодное воронённое железо причудливой и страшной формы.
– Ух, ты! Да это же парабеллум! Я с такого стрелял – сказал Санька – Когда я нашему офицеру намекнул, что всё знаю и готов принять соответствующие меры для пресечения этой любовной акции, он мне разрешил пострелять из трофейного пистолета. Знаешь как здорово, только руку немного дёргает. Это делается вот так! – И Санька выхватил пистолет, оттянул затвор и загнал патрон в ствол пистолета. Но тут послышались в сенях шаги и пришлось срочно находку водрузить на своё место.
В доме у Стасика и Володьки тоже какое-то время жил раненый старшина. У него, из-под вечно расстёгнутой гимнастёрки, выглядывала, почему то, матросская тельняшка. Хотя моря он, как сам говорил, в жизни не видел. А голова была всегда забинтована грязным бинтом. Это, по его утверждению, давало полнейшее право делать что угодно и ответственности он никакой нести не будет; так-как имеется справка, что он получил ранение и контузию головы.
Когда кто-то из официальных лиц деревни хотел увидеть эту справку, с ним тут же случался припадок, старшина падал, бился головой об землю и выкрикивал в бешенстве какие-то непонятные команды, но исключительно на военную тематику. На этом вся проверка и кончалась, тем более, что не принято было гражданским лицам проверять военных. Звали старшину – Борис. Когда он улыбался – лицо его от уголков глаз до скул превращалось в сплошные вертикальные складки, а рот,
