оболгать.
– Ну а всё-таки, как было дело?
– Людей собралось – тысяч сто. Просто тьма. Анпилов выступал, депутаты…
– И чего решили?
– Потребовали, чтоб Ельцин в отставку ушёл.
Лутовинов ругнулся, высморкался в платок.
– Наивные что ли совсем? Это когда ж на Руси руководители по доброй воле уходили в отставку?
– Что потребовали, то и передаю.
– Ну а жизнь как налаживать? Про то шла речь?
Валерьян не смог этого Лутовинову растолковать. Он мялся, злясь на себя и на заводѝл народного схода.
– На вече разные политические силы собрались. Были те, кто за умеренные реформы, были и другие – кто строго за социализм.
– Э-э, и там, значит, раздрай, – заключил Лутовинов расстроенно.
Раздрай начинался и на Металлическом заводе, на котором работали почти все, обитавшие в общежитии.
К концу марта полностью встали два цеха. Предприятия отделившейся Украины бросили поставлять необходимые для сбора гидротурбин детали, и завод не мог завершить начатых партий. Рабочих, ошеломлённых таким поворотом, дирекции успокоить было нечем. Персоналу объявили, что в связи с частичной остановкой завода, произведённой по причине распада системы общесоюзной производственной кооперации, заработную плату разобьют на части и выплатят в назначенный срок не более двух третей от суммы заработка.
Рабочие ожесточённо матерились в ставшие теперь продолжительными и безрадостными перекуры:
– Вот прижимистые хохлы! Нарочно, что ли, напакостить решили?
– А себе-то не пакостят? Ведь и сами из кооперации вылетают.
– Это Кравчук вредительствует, – утверждал сгорбленный пожилой рабочий Васильев, чадя «Беломором». – Он же от Украины в Беловежье договор подписывал. Вот потому и хочет до конца все старые связи обрубить.
– Да что ж такое с людьми стряслось? – негодовал лопоухий токарь Климов, плюясь. – Сами же с голыми задами останутся.
– Про то, наверное, думать не хотят, – прищуривал морщинистые веки Васильев. – Хохлы – у прямый народ…
Беднела заводская столовая. Из меню исчезли борщи, говяжье и свиное мясо, котлеты. Кормили в ней теперь пресными и водянистыми овощными супами да пустыми кашами, в которые не добавляли даже масла. На сердитые вопросы хмурых, раздражённых посетителей буфетчицы сами с раздражением огрызались:
– Радуйтесь и этому. Скоро и на перловку денег не станет.
Исчезала из столовой удобная посуда. Чай вместо гранёных стаканов наливали в четвертьлитровые банки, плохо приспособленные к тому, чтобы из них пить. Люди, чертыхаясь и капая на воротники, с трудом приноравливались отхлёбывать из зауженных, в бороздах нарезки горловин.
С отвращением брали рабочие в руки неудобные банки.
– Раньше мочу для анализов в такие собирали, а теперь пить из них
