но у меня она вызывала приступы тошноты. Жирные соленые комки тсура мне удавалось есть только в виде бульона.
– Огонь, Ли.
– Извини.
С умением сосредоточиться у меня в последнее время стало совсем плохо.
В то утро, когда мы покинули принцевых родственничков, Фарр долго ехал молча. Я чувствовал его смятение и сумрак в душе, но не видел никакой возможности помочь. Ни словом, ни делом. Становище осталось уже далеко позади, и я совсем было выдохнул, когда во время небольшой остановки он все-таки задал тот вопрос, которого я так боялся: «Почему ты сделал это? Зачем?»
Фарр стоял рядом, глядя, как наши лошади щиплют траву чуть поодаль. От его тихого голоса меня разом бросило в жар. Я-то был уверен, что скользкое место пройдено, Высочество ничего не помнит после пьянки и вообще, наверное, не ощутил моего прикосновения…
Небесный Отец в этот миг точно смотрел в другую сторону, потому что с губ моих сорвались худшие слова, какие только можно придумать: «Не хотел, чтоб после твоей смерти дикари нацепили меня на вертел и поджарили на ужин твоему деду».
Я кожей ощутил, как он зажмурился и стиснул челюсти.
«Отлично, маленький уродец… – обронил отец в моей голове. – Одним махом унизил и оскорбил всех, кого только мог. Лучше бы ты сам жевал траву вместе со своей кобылой».
«Ясно, – ровным голосом ответил Фарр. – Я так и подумал. Не бойся, мой дед предпочитает мясо посочней. А с тебя-то какой прок. Ты себя в зеркало давно видел? У моей сестры и то руки крепче».
Зря он так, конечно. Руки, в отличие от глаз, у меня всегда были нормальные, хоть и резаные. Но я ничего не сказал в ответ – на душе запоганело, как будто там свинья прошла.
С того утра миновало уже пять дней, и за это время разлом, отделивший нас друг от друга, не стал меньше: хотя Фарр ничем не выдавал своей обиды, она сквозила в каждом жесте и каждом вдохе. А я в тысячный раз думал о том, что отец был прав, называя меня уродцем.
Когда похлебка сварилась, Фарр налил ее прямо через край в две деревянные миски, которыми мы разжились в каком-то становище. Там же нам дали и этот закопченный маленький котелок, и нехитрую еду, и кучу нудных наставлений, которые Высочество был вынужден слушать от толстой шумной тетки, годившейся нам в матери. Как и все местные, она не взяла ни единой монеты за свои дары, но языком молола так долго, что я начал подумывать о бегстве. Хорошо хоть не понимал ни слова из ее трепотни. Зато мы больше не голодали. Вообще-то, как я понял, после благословения дедули мы могли бы с легкостью найти приют в любом тайкурском шатре. Новая прическа Фарра выдавала в нем не гостя этих земель, но прямого родича самого таргала, а то и вовсе его наследника, однако же Высочество не горел желанием общаться с кем-либо. Да и я, по правде говоря, тоже.
– Завтра к вечеру доберемся, – сказал Фарр, опустошив свою миску и вытерев ее пучком травы. – Кайза уже ждет нас.
Я кивнул и медленно поставил свою посудину на землю.
Завтра.
Времени
