лучилась, и готова была ждать, сколько угодно, только бы эта сказка стала явью. Но в мае между нами случилось то, что в конце концов должно было случиться.
Я вам говорил: родители Ани работали на Шарике, шарико-подшипниковом заводе. И бывали дни, когда работали они в одну смену. И вот зашел я в такой день к возлюбленной, а она как в том итальянском фильме гладит белье, и под халатиком, ввиду жары, ничего. И мы начинаем целоваться, и теряем сознание. А когда оно к нам возвращается, понимаем, что дело сделано.
Я, признаюсь без ложной скромности, оказался вопреки собственным страхам на высоте. А дело оказалось увлекательным. Чертовски увлекательным, но непростым. Мы пребывали в перманентном поиске. То место для интима искали, то презервативы. За последние, впрочем, персонально отвечал я. Презервативы лежали на мне, а
у нас ведь в стране дефицит был хроническим: и даже в самые «урожайные годы» чего – нибудь да не было. То зубных щеток, то средств контрацепции. Но даже, если презики были в наличие, их надо было еще купить.
Аптеку я выбирал, как понимаете, подальше. И от дома, и от мест, где меня могли знать. И долго ходил кругами, прежде чем зайти. Потом ждал, когда рассосется очередь.
Изделие №2. Так официально в СССР называли кондомы. И в то время их выпускал, по-моему, только один завод – Армавирский. Армавирский завод резиновых изделий – это напальчники, оболочки для детских шаров и спортивных камер, перчатки, пипетки, пустышки, ну и презервативы. Могучая такая резина. Ни разу меня не подвела. Это к вопросу о « пресловутом советском качестве».
Так вот, аптека – кондомы продавали только там, и первый визит за изделием №2, он, как вы понимаете, трудный самый. Кругов шесть намотал возле этой чертовой аптеки. Шел прочь, но командовал себе: «Кругом!» и поворачивал обратно. Как? Ну, как, в самом деле спросить? Сунуть голову в аптечное окошко и сказать женщине: «Будьте добры, презерватив, пожалуйста»? В конце – концов толкнул дверь. Народу… И в основном – все у кассы. Стал изучать витрины.
– Мне презервативы, на все, – просипел в окошко, когда аптека, наконец, опустела, и сунул трояк. У аптекарши поехали выкрашенные сурьмой брови. Но она не сказала ни слова.
Четыре копейки, презерватив тогда стоил четыре копейки, и мне насыпали гору, вот такую вот гору бумажных пакетиков. И я их рассовываю по карманам, пихаю в один, в другой, а за мной уже очередь.
– Товарищи провожающие – просьба покинуть вагоны, – прогундосила проводница, Анька заревела в голос.
«Ну что ты, что! Я же только на месяц. А потом буду приезжать. Ну, хочешь, каждые выходные? А че: вечером в пятницу сяду, утром в субботу – здесь…»
Еле отцепил от себя. И меня, конечно, эта ее истерика проняла. Жалость мешалась с чувством глубочайшего удовлетворения: видно, и впрямь я, молодец, коли так по мне убиваются.
Мысль о том, что Аня, вкусив плотской любви, может найти замену отбывшему в столицу кадету, не приходила в разгоряченную
