царский полковник, а время совсем не царское…
Оказалось, что деда не только не тронули, поскольку весь город его уважал, но и обратились за помощью из совдепа. Знали, что сын Василий – молодой офицер, да и помнили его многие, и пришли просить его возглавить мобилизационный отдел – началось формирование Красной Армии. А он, оказалось, в Ташкенте…
…В 1977 году ко мне в редакцию «Комсомольца Узбекистана» пришёл крепкий старик с широкой окладистой бородой, похожий на старовера. Перед этим мне позвонил снизу милиционер и сказал, что ко мне просится гражданин, который говорит, что ему нужно к Жабскому, Васиному сыну. Вы, мол, знаете его? Нет, говорю, но пустите же человека – если он называет моего отца по имени, значит ему есть, что мне сказать.
Старику было уже за 80, и первый его вопрос прозвучал прямо в дверях:
– Вася, скажи мне, живой?
– Увы. Умер семь лет назад…
Он горестно перекрестился, сел, долго сидел молча. Я ему чай предложил, но он отмахнулся.
– Я в газете твою фамилию увидал, когда к внуку приехал – они правнучке выписывают. Велел ему позвонить и спросить, как его, твоё, значит, имя-отчество. Секретарша сказала Васильевич – мне это прежде всего было надо, тебя-то пусть хоть как зовут. Васин, думаю, сын, вот точно! А ты вон какой молодой… Что-то я ничего не пойму…
– Я его сын, – сказал я.
Он посмотрел недоверчиво.
– Сын… Значит не того всё же Васи отпрыск… Неужто в Ташкенте ещё Жабские есть?
– Нет, я последний. Ну и мама ещё.
– Да мама! – он с досады махнул рукой – мол, причём тут какие-то бабы.
– А вы кто, объясните, пожалуйста? – подсел я к нему. И тут меня осенило: – А вы не из Джамбула?!
– А ты знаешь Джамбул? – вскинулся он.
– Я и Аулие-Ата знаю – мой папа оттуда.
Старик вскочил, да так резко, что покачнулся, и я еле удержал его в равновесии.
– Василий Поликарпович Жабский, – продолжал я, усаживая его на место. – Сын Поликарпа Семёновича, что на Бурульской, теперь Кирова, жил.
Старик теперь уже перекрестился широко, размашисто.
– Он! Тот самый Вася наш. Но как же ты такой молодой… сколько тебе?
– Почти двадцать пять.
– Ну! А ему бы уж было наверное сильно за восемьдесят – мы же с ним одногодки.
– Так и есть, – подтвердил я. – В декабре исполнилось бы всемьдесят четыре. А фамилия ваша как? Может я слышал.
– Басков.
– Жорка?! – невольно вырвалось у меня.
Старик вытаращился.
– Ой, простите, Георгий Демидович, – смутился я. – Это папа вас так называл.
– Хм… Ты и отчество знаешь… Помнил, значит,
