и делать все, что в моих силах, – отвечал я.
Царевича в доме его преосвященства знали под именем Дмитрия Владецкого (в самом имени содержалась идея власти). Несмотря на скромное платье, это был привлекательный юноша, темноволосый, с темной бородкой, постриженной на французский манер, подвижный, изящного сложения и среднего роста. Главную особенность представляли его глаза, их взгляд был проницательным и острым, как у орла или ястреба. Манеры его казались величественны, даже аристократичны, так что я удивился, как ему удалось изображать слугу рядом с людьми, которые не знали, что на самом деле он им не ровня. В нем, положительно, ничего не было от слуги с самой первой нашей встречи.
– Я наслышан о ваших талантах и многого жду от вашей службы, – сказал он. – Рад, что смогу воспользоваться вашими услугами. У вас будет великая и крайне важная задача. Вы станете голосом, который издаст первый шепот, подобно вечернему бризу вы будете летать с места на место, шевеля то листок, то травинку. Поначалу от вас не потребуется ничего больше. Никакой спешки. Шепот постепенно перерастет в ропот, а ропот – в разговоры, споры. Затем внезапно раздастся крик, который разбудит всякого спящего – поляка, казака, русского: «Царь восстал из могилы! Рюрикович жив! Долой убийцу-Годунова, занявшего священный трон Рюриковичей! Сын законного царя жив, он не умер! Освободите для него место, в каждом преданном сердце, каждом сердце, которое бьется во имя великого рода Рюрика! Ибо Дмитрий идет; цесарь, которого считали мертвым, жив!» Этот преданный крик, вы увидите, зазвучит все громче, пока не долетит с земли до небес, от Кракова до Москвы. Он заглушит все прочие звуки в России, ничто не сможет заставить его умолкнуть, пока он не стихнет под звон колоколов всех московских церквей во славу взошедшего на престол истинного государя Дмитрия Ивановича, Рюриковича, сына русского царя!
Красноречие этого человека увлекло меня. Полагаю, что в тот момент, когда он закончил свою речь, я был его безграничным и преданнейшим рабом и подданным в большей степени, чем когда-либо в последующее время. Его слова, его манера, его голос, взгляд его глаз, все это наполнило меня внезапным чувством привязанности и веры.
– Ваша роль, – добавил он, – значительна и крайне важна. Повторю: вы запустите первый шепот, который преобразится позднее в праздничный перезвон колоколов в Москве. Вы бросите первый камушек, который запустит лавину возмездия и сбросит с престола убийцу и узурпатора Бориса Годунова! Вы понимаете это?
– Ваше высочество, – пробормотал я, – это слишком большая честь для меня! Но дайте мне задание, расскажите мне, чего ждет от меня ваше высочество, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы исполнить вашу волю.
– Хорошо, – ответил он, – внезапно оставив высокопарную манеру, в которой от только что говорил, и перейдя к серьезной беседе. – У вас будет простая, но важная задача. Ступайте к своим полякам, к тем, кто поддается влиянию и сможет служить нашему делу. Вы поймете, что, хотя мои русские, вероятно, выйдут как один приветствовать
