разорвать грудь, разломать ребра и выпустить наружу это нечто, что зудело и дрожало внутри.
– А ну-ка прекрати! – прикрикнул отец, но Лютик только сильней озлобился и стал сопротивляться всерьез, извиваясь и пиная отца кулаками и босыми пятками. Конечно, справиться с отцом он не мог, тот с легкостью скрутил его и усадил на землю. Но от этого по телу Лютика побежали болезненные судороги.
– Да что с тобой? Что случилось? – отец вовсе не сердился, он удивился и испугался.
– Ничего! – вскрикнул Лютик. – Я сказал, отпусти!
– Да иди, пожалуйста, раз тебе так надо, – отец убрал руки и отступил на шаг. Лицо его было растерянным.
Лютик подпрыгнул и побежал в лес, глотая слезы и сжимая кулаки. Но и в лесу легче ему не стало. Он упал на колени и завыл волчонком – невыносимо, невыносимо! Да как же избавиться от этого непонятного зуда? Он схватился за воротник и рванул с груди рубаху – она лопнула с треском, а он, наверное, и вправду решил разорвать себе грудь голыми руками, царапая ее ногтями до крови… Белый туман, пугающий белый туман окружил его со всех сторон.
– Мальчик Лютик? – спросил женский голос, похожий на колокольчик.
– Да, это он, – ответил густой бас.
– Он же совсем маленький! – возмутился женский голос.
– Ему тринадцать, – согласился бас, – не так это и мало.
…У Млада до сих пор остались тонкие белые шрамы на груди – так глубоко он ее процарапал. Тогда он впервые оказался в белом тумане, наполненном непонятными, пугающими голосами. И в тот же вечер дед объяснил ему, что у него началась шаманская болезнь.
Мальчик лежал перед Младом на подушке, набитой сеном, и веки его подергивались. Почти год? Год мучений, внутреннего зуда, боли, выворачивающей каждый сустав, год судорог, едва не ломающих кости!
Млад присел перед ним на корточки и осторожно дотронулся до тыльной стороны его ладони: чужое прикосновение мучительно для мальчика… Но Младу надо было почувствовать, что происходит у того внутри.
По телу тут же пробежала дрожь, плечи передернуло: Млад на миг вернулся в тот далекий день и почувствовал желание рвануть на груди рубаху… Страх. Он не делает этого только из страха. Странная смесь сдерживающих начал и подавленной воли. Ему хватает воли на то, чтобы держать свое страдание в себе, и нет ни капли сил отстаивать свое право на это страдание. Он все силы тратит на то, чтобы скрыть внутреннюю дрожь, боль, но спрятать от посторонних глаз судороги не может.
– Скажи мне, ты уже видел белый туман? – спросил Млад.
– Да… – слабым голосом ответил мальчик.
– А духов? Духов в тумане ты видел?
– Бесов? Видел. Они хотят забрать меня к себе.
– Нет… – Млад улыбнулся, – они лишь хотят пересотворить твое тело. Не нужно бояться духов, они не желают тебе зла.
– Я их не боюсь, – неуверенно сказал мальчик. – Я не боюсь их! Я их ненавижу! Они враги рода человеческого!
– Кто
