не бесы. Это духи, – доктор оставался бесстрастным. – Перестань плакать и решай: будешь ты шаманом, как твой дед, или останешься умирать здесь, с мамками и тетками. Ну?
Невозмутимый голос доктора возымел действие: мальчик поднял на него глаза, полные слез.
– Поезжай, Мишенька, – вдруг сказала из-за стола бабка, – поезжай. Что ж напрасно мучиться-то? Отец Константин только разговоры разговаривает, а вылечить тебя не может.
Мать прижала сына к себе изо всех сил.
– Как он поедет? Куда? Кто за ним ухаживать будет, кормить-поить? Он же шагу ступить не может, ложку в руках не держит!
– Ну? – доктор не слушал женщину и говорил только с мальчиком. – Решай сейчас, немедленно. Ты едешь или остаешься?
– А я умру, если останусь? – лицо мальчика дернулось.
– Ты умрешь, и твой Михаил-Архангел заберет тебя к себе… – ответил Млад, – уж не знаю, то ли на небеса, то ли в райские кущи…
Мать взвыла с новой силой.
– А если нет?
– А если нет – тебя ждет пересотворение. И тут все зависит от тебя: если хочешь жить, если будешь сильным – останешься жить.
– Я хочу жить, – угрюмо сказал мальчик и отстранился от матери.
Глава 2. Проповедники и духи
Возница свистел, гикал, шевелил кнутом, и тройка неслась по Волхову вскачь – лед прогибался и кряхтел под ударами копыт. Месяц тускло просвечивал сквозь морозную дымку, окутавшую землю. Мальчик рядом с Младом глубоко дышал, ворочался и постанывал – Млад старался не дотрагиваться до него и не смотреть в его сторону.
Он еще до отъезда хотел сказать доктору Велезару, что пересотворения мальчик не переживет, но у него не повернулся язык. Будто этими словами он подписывал парню приговор, будто эти слова могли что-то значить в его судьбе. Словно Млад снимал с себя ответственность, заранее оправдывал неудачу, и после них можно было не беспокоиться, отстраниться, наплевать…
Погоня не заставила себя ждать – в полумраке на белом снегу Млад легко разглядел двое саней, шедших следом. Чтоб христианские жрецы так легко выпустили из рук кого-то из своей и без того малочисленной паствы?
Они добрались до университета и подъехали к дому Млада, когда сани отца Константина только поднимались на берег Волхова. Млад хотел взять мальчика на руки, но тот покачал головой и сказал:
– Я сам. Я могу ходить. Мне только после корчей тяжело…
Млад кивнул и распахнул перед ним дверь в сени. Ленивый рыжий пес Хийси, дремавший в будке, нехотя приподнял голову и два раза хлопнул по полу хвостом – поприветствовал хозяина.
Домики наставничьей слободы нисколько не напоминали крестьянские избы: наставники не вели большого хозяйства, не держали скотины, им не нужны были обширные подклеты и высокие сеновалы. В университете домики называли теремками: несмотря на малый размер, все в них было устроено, как настоящем тереме. Каждый дом делился на спальни и горницы, небольшие решетчатые окна в двойных рамах закрывались стеклами;
