пластиковые манекены, какие вы видите каждый божий день, проходя мимо витрин магазинов одежды. Манекены были и целыми, и наполовину разобранными, с оторванными конечностями; валялись и просто отдельные их части. Короче, гением быть не нужно – раньше на этом заводе штамповали манекены.
Что? Какие кастрюли? Я сказал? Да господи, просто так ляпнул, что вы прицепились к этим кастрюлям, господин следователь, не в них дело. Огромная цепь, каждое звено которой размером с грецкий орех – вот что имеет значение. Я был ею прикован к металлическому столбу, черт его знает, чем он раньше тут служил.
И все по новой: голова проходила – приходил страх.
Исикава уселся на старый, – чудовищных размеров, – диван, взял с тумбочки, стоявшей рядом, чай и сказал:
– Не бойся.
Я молчал. И боялся.
– Первое, что тебе нужно уяснить, это то, что тебе ничего не угрожает. Совершенно. Ты в безопасности. Я не псих и не маньяк. Тебе не нужно стараться угодить мне правильными ответами и ничего подобного тебе вообще делать не придется. Хорошо? Не отвечай, ты все равно пока что напуган и не слышишь моих слов. Ты их не воспринимаешь. Я понимаю тебя. Я тебя связал. Проломил тебе голову. Да, все это я с тобой сделал. И тем не менее, убивать тебя я не намерен. Не намерен, даже если ты все равно решишь пойти в полицию и сообщить обо мне и обо всем, что произошло, хотя это и будет означать для меня конец. Потому что я не убийца. Те двое не в счет. Оставаться там было нельзя, а ты не был готов воспринимать мои слова трезво. Вот мне и пришлось шарахнуть тебя по башке и перетащить в более безопасное место, где мы можем спокойно с тобой поговорить. Но сперва ты должен поверить, что тебе не угрожает опасность с моей стороны. Это чистая правда, верь мне. До тех пор, пока ты думаешь, что это не так, страх будет сковывать твой рассудок, и мне придется тебя отпустить, так ничего толком и не объяснив. А то, о чем я собираюсь с тобой говорить это… это… знаешь, в это и так невозможно поверить, а в твоем перепуганном состоянии тем более.
Та часть завода, в которой мы находились, была погружена в полумрак. Огромные, в несколько метров высотой окна покрывались многолетней пылью, сквозь которую не мог пробиться свет. Однако, место это было обжитое. Это угадывалось по разного рода мелочам. По развешенному белью на натянутой от окна до какой-то железной хреновине веревке. По электрическому чайнику на старом кофейном столике. Тут жили. Вот этот вот псих тут и жил.
И манекены. Повсюду валялись проклятые манекены.
Ох уж эти манекены, хе-хе.
Нужно было что-то ответить, и первое что я сказал, была ложь.
Я сказал:
– Я вам верю.
Исикава одобрительно кивнул, хотя и с сомнением в глазах. Ну еще бы.
– Как твое имя? – спросил он.
Я назвался. Исикава представился в ответ и слегка поклонился. Неуместный жест, не правда ли? Но я поклонился тоже.
– Ты
