и никому не кланяться
сызмала меня учила мать.
Ей и поклонюсь, чтоб сон беспамятства —
высшей божьей кары – не принять.
Деревенский по происхождению,
горожанин поздней жизнью всей,
Родине, дарующей рождение,
поклонюсь, как матери своей.
БЫВАЕТ ЧАС
Бывает ранний час в ночи,
когда потеряны ключи
от сна, который не идёт,
в сознанье хоровод забот.
Бывает смутный час в ночи,
когда от горя хоть кричи,
когда от боли хоть заплачь,
а жизнь, как цепь из неудач.
Бывает грозный час в ночи,
когда сомненья-палачи
лишают нас последних сил,
когда никто уже не мил.
Бывает нежный час в ночи,
когда желанная молчит,
когда забыты все слова,
когда одна любовь права.
Но есть особый час в ночи,
когда в окошко постучи —
и побежишь, куда велят,
да в этот час все люди спят.
В ПАЛАТЕ
Прижав подушку к животу,
на краешке кровати
сижу всю ночь, как на посту,
шестой мужик в палате.
У всех болит, у всех свербит,
кто стонет, кто вздыхает;
один родными позабыт,
другой начальство хает.
Ночь начертила на двери
тень тополя узорно.
Тут вспомни мать или умри —
всё будет незазорно.
Успеем отдохнуть в земле;
под скальпелем хирурга
мы все лежали на столе
и живы с перепуга.
Жизнь принимать нас не спешит —
по капле, понемногу;
здесь каждый взрезан и зашит,
и предоставлен Богу.
Судьба, спаси и сохрани
всех, кто лежит в палате,
продли немереные дни,
а мы тебе отплатим.
Завяжет с выпивкой Иван,
курить забросит Мишка,
не будет бить жену Степан,
я накропаю книжку.
Утихла б только эта боль
да выписали к сроку —
и станет ангелом любой,
хотя в том мало проку.
Отдав поклон за всё врачу,
опять набедокурим,
мы не изменимся ничуть,
и выпьем, и закурим,
начнём любимых миловать,
ведь списывать нас рано.
…Скрипит тихонечко кровать,
подушка греет рану.
1995
ДВЕ ВЕТКИ
О.
