Как сменишься – найдёшь Косого и Митьку. Скажешь, чтобы шли к палачу. Пусть скажут, что им полагается по десять кнутов без пощады – за то, что женщину не расспросили и не доложили. Потом разбудишь начальника. Ему двадцать кнутов – за бардак. Если выживет – отвезите в княжескую тюрьму, сдайте Никите Ильичу. Утром я нового начальника пришлю.
Сытин помолчал, глядя на побледневшего Прошку.
– Ну, и тебе десять кнутов – за то, как службу несёшь. Запомнил?
Прошка молча кивнул. Его толстый нос покрылся капельками пота.
– Не перепутай, – сказал Сытин. – Я проверю.
Мы вышли за ворота тюрьмы.
– Эх, хорошо! – с наслаждением потянулся Сытин, глядя на низко висящее солнце. – А пойдём-ка, Немой, пожрём! Заслужили мы с тобой по миске щей с мясом, или нет?
Он ухватил меня за рукав и почти бегом потащил в кабак, который стоял здесь же на площади.
На удивление, вокруг кабака не валялись пьяные. Да и внутри было чисто и тихо. Мы сели за дальний стол.
– Водки, солёных огурцов и две миски щей с говядиной! – потребовал Сытин у подбежавшего слуги.
– Щей с говядиной нет, – ответил тот. – Постный день.
– Ах ты, – Сытин хотел выругаться, но сдержался. – Ну, тащи, что есть! Только быстрее!
– Сейчас, Василий Михалыч!
Слуга убежал в кухню.
Через пару минут на столе стояла водка в холодном кувшине и огромное блюдо с солёными огурцами и неровно нарезанным хлебом.
Сытин разлил по стаканам.
– Давай, Немой! Для аппетита!
Водка обжигающим комком провалилась в желудок. Я хрустнул огурцом. Он был крепкий, в меру солёный, пах чесноком и смородиновым листом. Вкуснотища!
Слуга притащил поднос с двумя мисками, над которыми клубился пар.
– Это что за хрень? – спросил Сытин, понюхав.
– Французские щи! Фирменное блюдо! – ответил слуга. – Специально для постных дней.
– Пойдёт! Давай по второй, Немой!
Мы выпили и принялись жадно хлебать горячие щи. Мелкая косточка хрустнула на моих зубах, но я не обратил на это внимания. Переварится!
– Бля! Это что такое?! – вытаращив глаза, спросил Сытин.
Двумя пальцами он брезгливо держал варёную лягушачью лапу с перепонками.
– Суки, а?! Лягух они людям подсовывают! – возмущался Сытин, выходя из разгромленного кабака.
За нашими спинами расстроенный слуга приколачивал к покосившейся двери табличку с надписью «Ремонт».
На краю площади стояла двухколёсная тележка, запряжённая гнедой лошадью. На тележке скучал широколицый бородатый мужик. Сытин махнул ему рукой.
– Поехали, Немой!
– Куда везти? – хриплым голосом спросил мужик.
– В Плотницкий конец, третий дом от ручья. Знаешь?
– К Машке-убийце, что ли? – оживился мужик. – Знаю!
Он хлопнул вожжами по широкой лошадиной спине.
– Пошла, родимая!
Лошадь
