С тяжёлой железной дверью и маленькими окошками в высокой кирпичной стене. На окнах – сплошь решётки. Весёлое местечко.
Внутри, как и положено, царил полумрак, и пахло сыростью. У меня даже озноб пробежал по коже.
Длинным коридором охранник провёл нас в кабинет, на двери которого висела деревянная дощечка с надписью: «Начальник темницы». Золотые буквы были вручную выписаны на тёмно-вишнёвом фоне.
Начальник темницы оказался полным весёлым мужчиной в длинном, почти до пола, балахоне синего цвета.
– Здорово, Василий Михалыч! – воскликнул он, увидев нас. – А я тебя жду. Слушай, не можешь мне парочку саламандр достать, а? Камеры хочу просушить, пока погода хорошая. А то плесень пойдёт по стенам. Постояльцы от сырости заболеют.
– Непременно достану, Никита Ильич! Вот Михей с Гнилого болота вернётся – отправлю его за саламандрами, – ответил ему Сытин.
– А Михей на Гнилое болото поехал? Ох, ты! Если б я знал – попросил бы чёрных грибов привезти хоть корзинку. А то водяник в седьмой камере без них есть не может. Прямо исхудал весь. Из бассейна не вылезает.
Ни хрена себе! У них тут что, камеры с бассейнами?
– Так кто же его заставлял девок соблазнять русалочьим житьём? Сам виноват, за дело сидит.
– За дело-то за дело, – покивал начальник тюрьмы. – Но не морить же голодом нечистую силу.
– Да привезёт Михей грибов, не забудет. Я ему говорил. А как Василиса твоя поживает? Не линяла ещё?
– Вылиняла уже. Привет тебе передаёт.
– И ты ей от меня привет передай. А шкуру её старую не вздумай сжечь. Высуши на чердаке и прибери.
– Непременно, – пообещал начальник темницы. – Ты чаю-то выпьешь, Василий Михалыч? А, может, водочки?
– В другой раз, Никита Ильич. Давай-ка, сейчас постояльца определим. И покормить его надо.
– Так это постоялец с тобой? А я думал – ты помощника завёл! Определим, конечно! Он у тебя кто?
– Перекидыш. Котом оборачивается.
– Котом? Вот это отлично! Так он мне заодно всех мышей переловит, пока сидит! А то мыши замучили, понимаешь! Велел поставить мышеловку – так в неё домовой из пятой камеры попал. Три дня в больничке пролежал. Камера не убрана! Непорядок. И знаешь, что я тебе скажу – тут начальник тюрьмы понизил голос, словно заговорщик. – Он, мерзавец, специально палец в мышеловку сунул! А ты чего молчишь, перекидыш? Наловишь мышей? А я тебе камеру с тёплой лежанкой, а?
– Немой он, Никита Ильич, – засмеялся мой провожатый.
– Немой? Как же тебя угораздило-то, а? Ну, пойдём, Немой!
Вдвоём они отвели меня в камеру.
– Значит, смотри, Немой, – сказал начальник тюрьмы. – Вот лежанка, как обещал. Вот стол и табурет. Здесь, в углу – когтеточка. О матрас когти не точить! Порвёшь – сам зашивать будешь. Обед сейчас принесут.
– Выдай ему двойной, – попросил Василий. – Наголодался парнишка.
– Выдадим, –
