я вам очень сочувствую, но теперь ничего не поделаешь. Не возвращаться же вам в Ленинград. Сколько вы ехали?
– Семь дней.
– Что творится! Пойдите в общежитие, отдохните, а вечером возвращайтесь на прослушивание.
Коля стоял посреди кабинета совершенно обескураженный. От волнения и усталости у него подкашивались ноги. Неужели его обманули? Неужели выматывающая дорога, ссора с отцом и жертва Пети были напрасными?
– Так он не ваш директор? – только и выдавил из себя Коля.
– Будь он мой директор, я бы застрелилась! – язвительно пробормотала она и кивнула на висящий на двери плакат с изображением двух маленьких клоунов и надписью: «Фокс и Покс – удивительная парочка!» Один из них – по-видимому, Фокс – держал ружье с клаксоном.
– Но что теперь делать? – в отчаянии воскликнул Коля.
– Я же вам говорю. Идите в общежитие, познакомьтесь с остальными членами вашей труппы. Они и правда добрые ребята, тут он не соврал. Глядишь, подружитесь, привыкните, получите первую зарплату. А там и решите, что делать дальше.
Последнюю фразу Тонечка произнесла мягко, словно разговаривала с больным ребенком или с близким другом. Было видно: она жалеет его. Но Коля с малых лет считал жалость унизительной, и она отрезвила его, заставив встряхнуться.
– Спасибо. Я пойду. А когда следующая зарплата? – поинтересовался он в дверях.
В другое время он постеснялся бы задать подобный вопрос, но теперь, при новых неприятных открытиях, ему пришлось задавить в себе и гордость, и смущение.
– Через две недели. Но у вашей труппы там свои расчеты. Табеля я готовлю отдельно. Спросите лучше у вашего Чижа.
***
Общежитие располагалось в сером, неприметном кирпичном здании с облупившейся штукатуркой. Его унылый фасад просил ремонта и словно был насмешкой над пышной яркостью цирка. И как здесь могут жить цирковые артисты? Колю колотило от дурного предчувствия, он уже понял, что влип с этим ангажементом, и деваться теперь некуда. Придется терпеть, пока не придумает, как выбраться и пристроиться в другом месте. «Только нет другого места, куда меня бы взяли», – думал в отчаянии Коля. Никому он не нужен. Не зря ведь его не брали в оркестр. И обратно не вернуться, Ленинград в кольце у фашистов. Будь он сильным, здоровым парнем, как Шура или Гришка – попытал бы счастья на заводе. Но Коля маленький. Сколько угодно ни спорь с упрямым фактом, а стать цирковым артистом – лучшая судьба для такого, как он.
Отметившись у коменданта, Коля поднялся на второй этаж. Ему нужна была дальняя комната в глубине коридора. Он ощупал стену в поисках выключателя, но не обнаружил ничего похожего и стал двигаться вдоль редких полосок света, проникающего в щели из-под дверей. В коридоре пахло мучительно сладко и вкусно: где-то готовили еду. В еде чувствовались нотки мяса – почти забытого, довоенного, аромата. Он не ел со вчерашнего вечера. Запах щекотал ноздри и будоражил желудок. Коля с трудом, почти в полной темени, добрался до своей комнаты и увидел, что в ней горит свет.
Он
