Колины глаза в отчаянии блуждали по лицам, но их равнодушные выражения говорили, что пассажирам безразлична его потеря, да и сам он безразличен. Вор или ребенок, случайно прихвативший варежки, даже не думает, как ему они дороги. Коля чуть не плакал. Так подло умыкнули: в то время, как над их головами летел немецкий самолет! Фашисты – враги, от них ждешь подлости, а тут свои обокрали. Не верилось, что кто-то настолько мелочен, чтобы думать о выгоде в минуты общей беды. Как мало он знает о человеческой натуре, думал Коля с сожалением. Где нужно беречься – и то не знает. Ему казалось, что пропажа варежек – дурной знак. Он еще не прибыл в Молотов, а уже устал, замерз и потерял мамин подарок.
***
В пункте пересадки Коля купил билет на поезд. Ехать предстояло целых трое суток, вдобавок к тем дням, что он провел на барже. Он растянулся на нижней полке, отвернувшись к стене, а узел и скрипку положил под ноги. Телеграфировать в Ленинград так и не удалось: пересадка получилась скорой, а у телеграфа скопилась длинная очередь, и он не стал рисковать, чтобы не опоздать на поезд. Сейчас Коля жалел об упущенной возможности, но утешал себя, что телеграфирует из Молотова и вдогонку отправит письмо. Одежда вымокла и пропиталась потом, хотелось есть, но почти всю дорогу в поезде он проспал от усталости и переживаний. Коля не переставал думать, куда летел тот немецкий бомбардировщик: к какой улице, к какому дому? И сон был не настоящий. Тревожная, утомительная дремота с частыми пробуждениями и всполохами, после которой он ничуть не чувствовал себя отдохнувшим.
Город встретил Колю пасмурной погодой, грязным вокзалом и новой неприятностью: у него совсем кончилось продовольствие. С тех пор, как он отбыл из Ленинграда, прошла неделя. Коля не рассчитывал на долгое путешествие. Сейчас от голода и холодного питья у него сжимался желудок. На барже горячего было не достать, а в поезде он толком не попил чаю. На вокзале размещалась столовая, но цены в ней оказались невероятно высокими. До дрожи хотелось есть, и деньги призывно шуршали в кармане, но он знал, что заработную плату получит не скоро. Если потратить заначку, потом придется, возможно, и голодать.
У телеграфа стояло всего три человека, и он думал занять очередь, но вокзальные часы показывали полчетвертого. Близился вечер, а до сих пор не закрыт вопрос с ночевкой. От цирка обещали общежитие. До него нужно доехать и разместиться. К тому же, на днях ему могут устроить прослушивание, а, как назло, разболелось горло. Нужно ехать ночевать и срочно лечиться. Ему так сейчас хотелось горячего питья, что он готов был побежать в ближайшее кафе и отдать за чашку чая свою скрипку.
Коля побродил вокруг вокзальной столовой, до телеграфа и обратно. Но решил сделать, как положено: съездить в цирк, заселиться в общежитие, а потом уже поужинать и обязательно – срочно! – телеграфировать мамаше. Незнакомые люди со всех сторон обсуждали, что случилось с его родным городом. Ленинград в блокаде, а мама там, перебивается у знакомых, покинутая семьей без денег и помощи. Метелин
