style="font-size:15px;"> У мужчины был не такой болезненный вид, как у других, словно он единственный на причале сохранил надежду на лучшее. Коля решил довериться его возрасту и опыту. Он отдал матросу узел, а скрипку оставил при себе.
– Что у вас в чехле? – строго спросил матрос, кивнув на его инструмент.
– Скрипка. Я артист! Музыкант.
– Вот из-за таких интеллигентов баржи и тонут. Оставьте на берегу!
– Никак нельзя, – вцепился Коля руками в свою давнюю подругу.
– Тебе лет сколько? Где родители? – почти кричал на него матрос, пытаясь перебить гул человеческой речи.
– Мне много. Паспорт есть! – как можно увереннее крикнул Коля.
– Вы что, не видите: он карлик. Начинайте посадку. Невозможно стоять на ветру, – вклинился тот самый пожилой мужчина, который советовал оставить при себе скрипку.
Его резкий, почти командный тон достиг результата. Матрос начал пускать людей, и пассажиры упругой волной хлынули на баржу. Первый матрос проверял документы, а второй сдерживал поток, чтобы никто не проскочил без проверки и очереди. А кто пытался – того живо вышвыривали вон. Коле стало обидно, что старик назвал его карликом. А ведь он даже не карлик, а лилипут. Вечно люди по незнанию путают. Но кому здесь интересны чужие обиды? Коле было не до злопамятства. Благодаря старику их группу пустили на баржу, а до его вмешательства они два часа ждали на холоде у воды.
Колю, к счастью, пропустили без лишних вопросов, а главное – больше не пытались отобрать скрипку. Но радость от законченного ожидания оказалась преждевременной. Как только Коля поднялся на палубу баржи, налетел пронизывающий до костей ветер. Ни куртка, ни кепка не могли защитить от холода, и через несколько минут у Коли пробрала дрожь. А еще не всю толпу пустили на борт. И сколько им ждать отплытия, никто точно не знал.
Он с ноющей завистью взглянул на теплоход, отдыхающий перед баржей в гавани. В каютах горел свет, и виднелись движения силуэтов. Внутри – думал Коля – хорошо. Он пытался разглядеть, что за пассажиры находятся на теплоходе. Коле представлялись важные люди: знакомые членов Политбюро, изысканные дамы в дорогих платьях и прочие, более достойные, чем он, находиться в тепле. Еще недавно, до ареста отца, он сам был достоин. Но вдруг кто-то большой, сильный и неумолимый схватил его, как жука, и выбросил за окно, на стужу и скитания. Отныне он крупинка в неоднородной, грубой каше людей. Неугодный компаньон. С ним никто больше не станет церемониться. Теперь, если его обидят, обзовут или посмеются, он не сможет сказать: «Знаете ли вы моего отца?…» Потому что его отец Василий Скворцов – враг народа. Знать такого человека опасно и влечет за собой неприятности.
А пассажиры на барже жались друг к другу, как растрепанные на ветру воробьи. Коля теперь лишь заметил, что многие отправлялись в дорогу целыми семьями: две маленькие дочки с матерью, дедушка и внук, супружеская пара почтенных лет. Они переговаривались, называли
