в церкви, кроме того дня, когда её крестили ещё младенцем. Почему-то именно сейчас в ней проснулось желание приобрести данный опыт, и она спросила, бывала ли в церкви я.
Я бывала. Меня водили родители, мне случалось посещать исторические храмы разных городов. И хоть воцерковленной я не была никогда, всё же представление имела неплохое. Тогда эта девочка попросила меня отвести её в ближайшую церковь, потому что ей было очень страшно идти туда одной.
Сей факт очень позабавил Штефана, губы его растянулись в медовой улыбке человека, предвкушавшего интересную сплетню.
– И что, ты стала для неё проводником к дому Божиему? – спросил он с иронией.
– Да, я отвела её в деревянную церквушку через дорогу. Конечно, церковь эта была новая, а иконы в ней не намоленные, но подружка моя так боялась, точно из неё дым пойдёт, если она переступит порог, – я вспоминала пугливость этой девочки в большом городе с улыбкой. – Когда мы зашли, я показала ей, как надо ставить свечки, и она даже помолилась.
– Очень уж ей грехи, видимо, хотелось на кого-то свалить, – в голосе Штефана послышались нотки презрения.
– Ну почему, – я не понимала перемены его настроения, – быть может, просто родители были настолько от всего этого далеки, что не познакомили её с данной сферой жизни, а ей стало интересно…
– С таким нетерпением интерес к подобным вещам не возникает, – отрезал его стальной голос. – Так спешат, когда сзади уже припекает пожар совести, и языки его пламени облизывают пятки. Как там говорится? Когда петух жареный клюнет? – Штефану эта фраза была явно чужеродной, хоть он и запомнил её смысл. – Тогда люди очень смешно бросаются в подобные заведения и просят, просят прощения у своего Бога, и к ним приходит иллюзия облегчения. Они и не задумываются, что в этих «домах Божиих» Бога не было и нет, что это должно быть, прежде всего, в их душах. Но нет же, получив индульгенцию, люди с чистой, как в банный день, совестью могут пойти совершать грязные поступки дальше, тотчас забыв о каких-либо там заветах. Ведь очень легко забывать о том, что уже много веков мертво в их обмельчавших душах.
Холодная агрессия, проснувшаяся в мужчине, меня напугала, и я даже пожалела, что заговорила обо всём этом. Но, несмотря на жестокость его слов, речь эта звучала настолько осмысленной и верной, что мне вовсе нечего было возразить. Ещё ни разу я не слышала столь чёткой точки зрения на эту тему, словно он озвучил нечто, о чём я даже не решалась думать.
– Ты, верно, пережил множество разочарований, раз так говоришь, – осторожно произнесла я после некоторого молчания.
Казалось, немигающие глаза Штефана заглянули вглубь моей души, но сам он так ничего и не ответил.
– Да, безусловно, куда больше, чем я, – прервала я молчание, ответив за него. – Но позднее та девочка действительно совершала
