Три года упорной работы в «Окдейле», и я снова превратилась в легковозбудимую, дрожащую развалину, у которой все перепутано в голове.
– Вероятно, он хотел, чтобы ты увидела, как любила Дилана, – высказывает предположение Ник.
Сердцебиение у меня постепенно замедляется. Да, мой отец мог сказать подобное. Дать мне понять, как я любила своего сына.
– Вы не думаете, что он хотел, чтобы я увидела, что наделала? Что я потеряла? – Мой голос напоминает скулеж.
Кэсси яростно мотает головой:
– Нет, ни в коем случае. Все так, как он сказал. Твой отец тебя поддерживал на протяжении всего судебного процесса. Он каждый день приходил к тебе в больницу, пока тебя не арестовали. Он тебя обожает. Зачем ему посылать тебе что-то плохое?
Я тупо киваю. Они правы. Кэсси опускает руку на страницу, чтобы перевернуть ее, и смотрит на меня, убеждаясь, готова ли я. Я не отвечаю, и она медленно переворачивает ее.
На следующей странице фотография Дилана в абсолютно белых ползунках. Он спокойно лежит у меня на руках. От меня на фотографии только локоть и предплечье. Вот так все и бывает, когда становишься матерью: ты всегда на заднем плане, две ноги или одна рука. Ты теперь больше никогда не в фокусе. Меня это беспокоило? Меня беспокоило то, что теперь я не нахожусь в центре внимания мужа и отца? У Марка не осталось близких родственников, мы всегда хотели быть только вдвоем, он и я, пока не приняли решение, что нас должно быть трое. Я хотела, чтобы Марк прекратил на него смотреть хотя бы иногда и занялся стиркой? Да. Я ревновала к своему ребенку? Я так никогда не думала.
– Ты все еще меня любишь?
От этих слов брови Марка медленно поднялись вверх. Он боялся сказать что-то не то и оказаться в ловушке.
– Конечно, малыш.
Марк произнес эти слова медленно, протянул руки и подтянул меня к себе. Я поморщилась, когда его руки прикоснулись к мягкой плоти, где раньше находился подтянутый живот.
– Больше Дилана?
Я почувствовала, как напряглось его тело. Он думал, что за мать может задать такой вопрос? Я только хотела знать, что меня еще хотят, что я еще нужна.
– Я люблю вас обоих одинаково, дорогая.
Ник все еще продолжает рассматривать альбом, так внимательно изучая каждую фотографию, что я задумываюсь, не ищет ли он сходство между недавней фотографией и старыми, или просто пытается оценить мою реакцию на снимки сына. Я начинаю быстрее переворачивать страницы. Черно-белая фотография ручек малыша на фоне моих гигантских пальцев – мне потребовалось семь попыток, чтобы этот снимок получился таким, как нужно. На пятой странице отпечатки ножек, сделанные черными чернилами, не больше двух дюймов в длину. Фотография моего маленького мальчика в полный рост, размером семь на пять дюймов. Он в кресле-шезлонге для младенцев, сбоку сидит большой медведь, в два раза больше спящего малыша. Это одна из последних сделанных мною фотографий. Если мой отец
