помощью не менее четырех горничных, все из которых были очень красивыми девушками, Мона переоделась в одежду из блестящего коричневого материала, похожего на шелковый бархат, но с гораздо более длинным ворсом, чулки с узором под гольфы и черные туфли. Затем она принялась внимательно осматривать себя в зеркале.
Билли убедилась, что оценка Смита "не старше тридцати" была достаточно точной. Девушка была еще молода лицом, хотя ее тело было удивительно крепким. И еще Билли заметила, что тонкость ее черт не пострадала при близком рассмотрении.
Наоборот, ее утонченность стала еще более поразительной. Возможно, именно высокий изгиб бровей делал ее лицо патрицианским, а также чувствительность ноздрей. В ее глазах не было ничего холодного, они были абсолютно темно-карими, большими и глубокими. А губы были отнюдь не надменными, а темно-красными, с пикантно вздернутыми уголками. Однако вся ее походка говорила о том, что она аристократка, но очень милая.
Когда она отвернулась от зеркала, со стороны входа в дом послышался смех. Билли сразу же узнал голос Форта. Мона окончательно уложила волосы и вышла на террасу.
– Как поживаете? – прохладно спросила хирург, взяв протянутую Фортом руку.
И снова Билли больше заинтересовала серая кожа летного костюма мужчины, так хорошо сочетающаяся с его прекрасной мускулатурой, чем его стандартный ответ. В следующий момент мать Моны сказала:
– Я пыталась поблагодарить мистера Форта за то, что он сделал вчера. Это был удивительно смелый поступок!
– Действительно, это было так, – с чувством сказала Мона. – И все же, как я ни старалась вчера вечером, мне не удалось заставить его понять, что это было что-то необычное, мама.
– Ну разумеется, – беспечно возразил атлет. – В этом не было ничего смелого. Смелым можно быть только тогда, когда боишься, а я не боялся. Я не могу поставить себе это в заслугу.
– Вы хотите сказать, – спросила Мона, – что никогда не боитесь?
– Нет, если я нахожусь в воздухе.
На минуту воцарилось молчание, и Билли снова с пользой для себя использовала взгляд Моны. Форт, безусловно, был симпатичным парнем, хотя и несколько неопрятным в некоторых деталях своего костюма. Он был из тех, кто лучше всего выглядит в несколько растрепанном виде, как бы то ни было. Что касается лица – большой, красиво изогнутый рот, слегка римский нос, глаза, такие же большие, как у Моны, но в отличии от ее карих, они были голубыми. Решительно, на него хотелось смотреть снова и снова. Большинство смельчаков имеют резкие черты лица, Форт же был добродушен. В его смелости было что-то положительно обнадеживающее.
Вскоре мать упомянула радикала Эрнола; похоже, эти люди были в частном порядке проинформированы о том, что Поварт скрывает от рабочих. Форт сказал:
– Я очень испугался, когда узнал об этом. Если к философии этого парня прислушаются, то нам всем, возможно, придется работать, чтобы зарабатывать на жизнь!
Его смех
