Форт вдруг почувствовал себя неловко.
– Что ж, мне пора идти.
Он сделал паузу; в его глазах мелькнул лукавый блеск – что-то вроде финальной реплики.
– В следующий раз, когда я буду спасать вас, юная леди, я позволю вам пострадать гораздо сильнее, чтобы у меня был повод почаще навещать вас, нежели я это делал до сих пор!
Его лицо быстро протрезвело.
– Я чуть не забыл. Могу я поздравить вас с помолвкой? Мистер Поварт – очень приятный человек.
– Благодарю вас; так оно и есть. Правда, в последнее время я стала сомневаться, достаточно ли я хороша для него.
Затем, многозначительно добавила:
– Помолвка откладывается на неопределенный срок. Не исключено, что я могу от нее вообще отказаться.
Форт секунду недоверчиво смотрел на нее, потом понял, что она говорит серьезно. Кровь бросилась ему в лицо, и он побелел и затрясся от волнения. Он сделал резкое движение к девушке и так же неожиданно для себя остановился.
– Что ж!
Его обычно непринужденная речь чуть не подвела его. Но он рассмеялся так же дерзко, как и прежде.
– Я убежден, что вы еще далеко не здоровы, мисс Мона! Я буду вынужден приезжать к вам почаще!
И с коротким, но очень напряженным взглядом, полным глубокого смысла, он повернулся, нахлобучил на голову фуражку, бросился к своей машине и исчез.
Глава
IX
. Мир застоя
Смит проник в сознание своего капелланского агента в тот момент, когда тот был явно не на службе. На самом деле инженер "Кобулуса" в это время наслаждался необыкновенно хорошим фотофильмом.
Смит пришел слишком поздно, чтобы увидеть начало картины, но она показалась ему более или менее обычной драматической постановкой. И некоторое время его интересовала главным образом удивительно четкая съемка, естественная цветопередача и стереоскопический эффект, который доктор уже успел заметить благодаря молодому Эрнолю. Смит почти не обратил внимания на прекрасную музыку, звучавшую из какого-то динамика.
А потом картина закончилась, и началась фарс-комедия. Это была необычайно остроумная вещь, практически без сюжета; впоследствии Смит не смог описать ее с точностью. Однако миссис Кинни, спускавшаяся по лестнице, отчетливо слышала, как он смеялся так, что казалось, его бока вот-вот лопнут.
Когда картина закончилась, человек Смита встал и вышел из дома; на улице он взглянул на часы и устроился поудобнее возле тротуара, как часто делал Смит в молодости. Капелланец, похоже, знал многих из тех, кто выходил из театра, а Смит тем временем обратил внимание на нечто чрезвычайно важное.
В театре не было ни одной рекламы, кроме единственной доски объявлений, похожей на табло кафетерия. Более того – и это главное – здесь не было ни касс, ни людей, принимающих билеты.
Заведение было открыто для всех желающих. Оно находилось на очень оживленной улице в, казалось бы, немаленьком городе, но, судя по всему, сюда мог зайти
