был пуст, что я проглотил пищу мгновенно, едва успев почувствовать ее вкус. Желудок все еще ворчал о превратностях своей судьбы, но уже не так сварливо и громко, слегка задобренный простой походной трапезой.
– Ну, коли все готовы, тронулись с Богом! – Шандал, широко перекрестился и стал выводить телегу к дороге, покрикивая на пони.
Кионд подошел ко мне:
– Держись в пяти шагах позади телеги и внимательно смотри назад и по сторонам. Нынче приходиться сильно береженым быть.
Почти у самой дороги, метров трех в ширину с хорошо утоптанной поверхностью, на обочине я увидел кривоватый, но довольно толстый сук со снятой временем корой и потемневший от долгого лежания на земле. Я взял его в руки – увесистая деревяха удобно легла в ладонь, и, опираясь на нее, я пошел в след телеги. Кионд уже убежал на три десятка шагов от нас и быстро шагал вперед, широко размахивая правой рукой с зажатым в ней копьем.
Шли молча. Было слышно лишь поскрипывание колес и постукивание подкованных копыт по редким булыжникам. Часа через два дорога выбежала из чащи и повела нас среди невысоких холмов, поросших низкой травой и торчащими тут и там островками густого кустарника. Кое-где еще не сошла роса, и прозрачные капельки весело искрились на солнце и немного оживляли блеском открытую местность.
Вскоре стали попадаться узкие и поросшие травой дороги вливавшиеся в ту, по которой мы торопливо двигались, приподнимая в воздух легкую серую пыль ногами и колесами. В голову почему-то пришел образ реки, в которую впадали разной ширины ручьи и ручейки ловко огибавшие холмы, невысокие и густо поросшие травой.
Тут и там, из смешавшихся между собой прошлогодних темных и весенних свежих трав, неожиданно поднимались птички, с два кулака величиной, ярко-оранжевой и ярко-красной окраски, и пересекали перед нами дорогу маленькими юркими молниями. В самой траве раздавался тихий стрекочущий хор насекомых. Жизнь была везде и повсюду.
Обмотки, что дал мне щедрый Кионд, небыли идеальной обувью и идти в них оказалось не так удобно, нежели в моих старых, добрых, тонкой кожи сапогах, находящихся сейчас в неизвестном от меня направлении и, казалось на таком расстоянии, что не хватит и трех жизней, что бы добраться до них.
Ближе к полдню мы сделали короткую остановку. Шандал быстрыми шагами направился к стоявшему на обочине высокому валуну, больше напоминавшему заготовку для каменного столба-опоры, посмотрел на солнце и сделав несколько широких шагов присел и стал ковыряться в земле. Вскоре он появился возле нас с увесистым мешком на плечах. Очень аккуратно и почти не дыша, он снял его со своих плеч и положил в глубину повозки, бережно устраивая по соседству с остальной поклажей. Лишь только после этого он провел ладонью по бордовому от недавней натуги лицу и согнулся, упершись ладонями в колени, тяжело и хрипло дыша. Наконец он покряхтывая выпрямился и, отхлебнув воды из привязанного к телеге кувшина, взялся за вожжи и заставил своих пони двинуться дальше.
Любопытство
