как жирные пальцы этого ублюдка ухватили его за штаны. Сам напросился! Не можете по-хорошему, тогда и я за себя не отвечаю! Харпер не виноват, что острым краем осколок стекла попал в артерию, – он целился Грэбу в лицо.
Вообще ничего не случилось бы, если бы этот грязный дебил не начал кашлять на карты. Грэб, конечно, стер рукавом кровавый плевок, но все знали о его заразной болезни и видели, как он постоянно выхаркивает свою заразу в грязный окровавленный платок. Все больные, сломленные, и нервы ни к черту. Конец Америке!
Попробуйте сказать это «мэру» Клейтону и его банде хранителей порядка и законности, возомнивших себя истинными хозяевами жизни. Хотя на деле – ни закона, ни порядка. А еще ни денег, ни достоинства. Он ведь видел вывески типа «отобрано в счет погашения ссуды». Давайте посмотрим правде в глаза: пришло время для Америки платить по собственным счетам.
Бледный луч лежит наискосок, преломляясь у края канавки, оставленной его шагами в песке. Потом он вдруг выгибается в другую сторону, дверь лачуги отворяется, и вырвавшийся на свободу свет очерчивает большой круг. Появляется узкая длинная фигура женщины. В свете керосиновой лампы ее лицо выглядит серым, с резкими мазками теней, как у всех людей в этих местах, будто частые пылевые смерчи сдули не только урожаи, но и все следы индивидуальности с человеческих лиц.
Узкие, костлявые плечи женщины, словно шалью, укутаны пальто – в темных пятнах, на три размера больше нужного. Из плотной шерсти. Видно, что теплое. Он уже знает, что отнимет его у нее, как вдруг понимает, что женщина слепая. У нее нет глаз. Изо рта воняет капустой и гнилыми зубами. Она протягивает руку и дотрагивается до него.
– Что случилось? – спрашивает она. – Почему кричат?
– Бешеная собака. Они гонятся за ней. Вам лучше вернуться в дом, мэм.
Он мог бы просто сорвать с нее пальто и уйти. Но она может закричать и начать драться. Женщина хватает его за рубашку:
– Это ты, Бартек?
– Нет, мэм. Не я. – Он пытается разжать ее пальцы.
Ее голос становится визгливым и громким. Такой привлекает внимание.
– Нет, это должен быть ты. Он говорил, что ты придешь. – В ее голосе слышны истерические нотки. – Он говорил, что…
– Ш-ш-ш-ш, все хорошо.
Как-то совершенно легко он хватает ее за горло и всем телом крепко прижимает к стене. «Просто чтобы она замолчала», – говорит он себе. Дышать со сдавленным горлом трудно. Она широко открывает рот в попытке заглотить побольше воздуха. Глаза начинают вылезать из орбит. В ответ усиливаются спазмы пищевода. Руки выкручивают его рубашку, словно по привычке выжимают белье, а потом цыплячьи пальцы расслабляются, и старуха сползает по стене. Он опускается вместе с ней, аккуратно усаживает ее на песок и медленно снимает пальто.
Из халупы на него смотрит малыш. У него такие большие глаза, что кажется, в них тонешь. «Чего уставился?» – шипит Харпер мальчишке, просовывая руки
