бумажку – а ведь её можно будет выкинуть в мусорку уже через пару метров. Мне же этот секундный поступок помог бы заработать на жизнь. Но зачем? Так будет и тут. «Воздушный шар? Парень, да ты спятил!» Мне становится дико обидно. Сразу за всё.
Следующий покупатель приходит через сорок минут. К этому времени я уже успокоился и повторно занялся выпеканием булочек. На это раз дела идут куда лучше. Конечно, я всё ещё подавлен, но руки работают автоматически.
Замечая около входа мужчину с мальчишкой, я даже слегка удивляюсь, подумав было, что это тот самый подросток, который обещал поговорить с папой. Но нет, это не он. Мужчина зовёт продавца, и я выглядываю из дверного проёма кухни, показывая, что я на месте, и поднимаю ладони, чтобы было видно кусочки теста на них. Покупатель говорит, что готов подождать, пока я помою руки. Я невольно восхищаюсь: в чёрном смокинге и в блестящих туфлях, он будто только что вышел со званого ужина. Его сын одет так же, и это создаёт великолепное зрелище. Они будто аристократы из девятнадцатого века. Я же на их фоне кажусь бездомным, что носит всё то, что найдёт в мусорке. Я выгляжу убого даже на фоне ребёнка. Эта мысль, на удивление, не обижает, но точно поражает.
Даже волосы у мальчишки аккуратно уложены и закреплены. Меня так и порывает расспросить, почему они такие нарядные и почему пришли в таком виде в это забитое место, но я, как всегда, прикусываю язык. Не моё это дело.
– Жареный пирожок с картошкой, пожалуйста. И чебурек.
Сделав заказ, мужчина начинает доставать кошелёк, но тут мальчик подходит к нему и указывает пальцем на что-то другое.
– Ты же хотел чебурек.
Ребёнок пожимает плечами.
– Передумал.
Отец вздыхает, немного раздумывает и затем разворачивается обратно ко мне.
– Извините, можно вместо чебурека хачапури с сыром?
Я киваю. К счастью, я ещё не начал разогревать заказ.
– Конечно.
Я засовываю всё в микроволновку и ставлю таймер на пару минут, чтобы еда разогрелась получше. Пока отец с сыном о чём-то разговаривают, я ещё раз обвожу их взглядом. В воздухе витает их лаконичная и неспешная речь, они говорят тихо, и я почти ничего не слышу, хоть и нахожусь рядом. Я даже вздрагиваю, когда мальчик вдруг начинает громко хохотать. В устоявшейся тишине это подобно выстрелу из танка. Мужчина тоже смеётся, но не так задорно. Слабая, но искренняя улыбка застывает на его лице.
Мне вдруг становится завидно, что я никогда не мог – и уже никогда не смогу – вот так стоять и смеяться со своим отцом. В Доме были и хорошие, добрые воспитатели, но и они почти никогда не смеялись. Я смотрю на счастливых посетителей и чуть успокаиваюсь. Мне даже немного кажется, что я тоже член их маленькой семьи. Интересно, а мама у мальчика такая же весёлая и элегантная?
Микроволновка начинает пищать. Я пытаюсь достать из неё продукты максимально аккуратно, но всё
