трудов: искусство соцреализма, сборник агиток тридцатых годов, историческая подборка плакатов с лондонским метро, а также фолиант под названием «Наше Время – искусство и мысль с девяностых годов». Только две книги не касались искусства: объемистая «Лондонская трилогия» Колина Макиннеса и справочник «Пятьдесят признаков психического расстройства». Я взял его в руки, перевернул корешком вверх и несколько раз встряхнул, но он упорно не раскрывался на одних и тех же страницах и не выдавал, соответственно, наиболее зачитанные места.
Что Джеймс искал в этом справочнике? Темы для работ? Или опасался за свое – а может, чье-то еще – психическое состояние? Страницы были совсем свежие, незамусоленные, значит, книгу купили недавно. Может, это Зак его так встревожил?
Я еще раз оглядел комнату. Ничего оккультного, никаких намеков на мистику. Ни малейшего отголоска вестигиев, кроме обычного городского фона. Классический пример того, что я в последнее время привык называть обратным законом магической пользы. То есть вероятность обнаружить какие-либо магические предметы или явления обратно пропорциональна пользе, которую они, мать их, могли бы принести, если б их нашли.
А вообще магический отголосок убийства, каким бы он ни был, запросто мог прицепиться не к жертве, а к преступнику. Лучше б я остался в тоннеле метро, с сержантом Кумаром и поисковой группой.
И конечно, стоило подумать об этом, как искомое нашлось – пять минут спустя, когда мы спустились побеседовать с Заком.
Тот к моему возвращению уже успел облачиться в футболку и штаны от спортивного костюма. Cидел, слегка сгорбившись, за кухонным столом и давал показания Кэри. Гулид заняла стратегическую позицию, прислонившись к кухонному шкафчику в деревенском стиле, и наблюдала за Заком, оставаясь в поле его бокового зрения. Внимательно вглядывалась в его лицо и хмурилась – наверняка тоже видела в спальне психиатрический справочник.
На столе меня ждал кофе. Я сел рядом с Кэри и расслабился: откинулся на спинку, взял чашку и сделал большой глоток. Мы попросили Зака перечислить все свои действия за последние сутки. У него тряслись руки, и он неосознанно раскачивался на стуле. Полезно, когда свидетель немного нервничает, но все хорошо в меру.
На столе стояла керамическая миска с двумя яблоками, пятнистым перезрелым бананом и пачкой визиток такси. Того же сочного цвета горшечной глины, что и осколок, который я нашел в тоннеле метро. Только осколок был от гораздо более плоского сосуда.
Я глотнул еще кофе – действительно очень неплохого – и, ставя чашку на стол, как бы невзначай задел кончиками пальцев край миски. И снова, хоть и слабее, чем тогда, в тоннеле: жар и запах угольной пыли, вонь дерьма (видимо, свиного) и еще… не понял толком что.
Выложив фрукты и карточки на стол, я медленно провел пальцами по внутренней поверхности миски. Гладкой, приятно скругленной. Я не мог понять, чем она мне так нравится – круг он и есть круг. Но она была прекрасна, как… как улыбка Лесли. Я имею в виду, той поры, когда Лесли могла улыбаться.
Тут
