Евгении Марию поселили в комнату, выход из которой имелся только во двор, чтобы она никак не пересекалась с Иваном.
Отец всё посмеивался над дочерью, но выполнял её прихоти.
Какое-то время дом Полянского посещал по делу поджогов всё тот же следователь, что распутывал убийство Фёдора Сапожникова. Конюха искали по всей округе. Несколько раз допрашивали и Марию, но та не знала, где отец.
Полянскому уже стало надоедать такое внимание к его персоне со стороны полиции. Недовольство нарастало в нём со страшной силой, и он запил. И пока длился этот период, Евгенька от души поиздевалась над Марией.
Заставляла её носить воду больше, чем требовалось, мести дорожки вместо заболевшего дворника, мыть посуду.
Девушка молча справлялась со всеми делами. А Евгенька всё забавлялась, нагружая новыми работами.
Мария ложилась спать за полночь, а вставала раньше первых петухов.
Однажды Евгенька увидела, как вёдра с реки несёт Иван, а за ним еле плетётся Мария.
Поравнявшись с Евгенькой, Иван прошептал:
– Дура…
Евгения Петровна вспыхнула, её лицо стало таким же огненным, как и волосы. Подскочила к Ивану и со всей силы дала ему пощёчину.
Иван не растерялся. Схватил её за руки, сжал сильно запястья. Евгенька вскрикнула.
А когда Иван впился своими губами в её губы, пыталась вырваться, но не могла.
Зевак, наблюдающих за сей картиной, было много. Когда кузнец отпустил Евгеньку, она немедленно побежала домой, прикрывая лицо.
Хотела было пожаловаться отцу, но тот заперся в своём кабинете. Евгенька стучала к нему, а потом закрылась в своей комнате.
Иван же проводил Марию в её комнатку. С тех пор началась его дружба с Марией. Вечером, возвращаясь из кузницы, он уже знал, что молоденькая калмычка ждёт его на берегу с полными вёдрами воды.
Евгенька парочку встречала молча, но план мести в своей голове придумывала.
Пётр Николаевич после двух недель своего забытья начал возвращаться к жизни. Узнав обо всём, что творила Евгенька, поругал её знатно. Дочка сидела насупившись. Злилась на отца.
– И чего ты к ней прицепилась-то? – бормотал отец. – Ну живёт девка, пусть живёт. Она такие ковры ткёт! Поучилась бы у неё, чем работой нагружать. Тебе научиться бы ремёслам разным.
Ну вот как знаю, все бабы что-то плетут, вышивают, ткут, прядут. Ты-то чего дурью маешься? Мать твоя воротнички шила. Да такие шила, что царице и не снилось.
– Нашёл наставницу, – съязвила Евгенька. – Как она ткёт, если у неё глаза не открываются?
– Открываются, – злился отец. – Свет белый различают и на том хорошо. А у тебя открываются, но толку-то?
Эх… Упустил я тебя, Женька, а теперь сам пожинаю… Была бы матушка твоя жива, ты бы при ней всему научилась. А так несёт тебя ветер по полю. Эх… Тебе бы мужа такого, что кулаком по столу,
