меня ошеломил. Он что, смеется надо мной?
Герреро жестом подбодрил меня.
– Итак?
– Месье, у меня в мастерской каждый день играл бы духовой оркестр.
Лицо хозяина просияло, и по залу прокатился его громовой хохот. Швеи переглянулись.
– Оркестр?
Он хлопнул себя по бедру, придя в восторг от такой нелепой идеи.
– Оркестр! – повторил он. – Вот так номер! И зачем же, позволь спросить?
– Под музыку мы бы работали быстрее.
Хозяин замер, опустив трубку.
– Сколько тебе лет?
Я заколебалась. Этот человек был на голову выше Санчо, который, стиснув зубы, внимательно слушал наш разговор.
– Пятнадцать.
– Совсем ребенок. И ты решила заработать на приданое?
– Нет, я здесь из-за бабушки.
Вскинув подбородок, я встретилась с ним взглядом.
– Санчо говорит, ты работаешь медленно.
– Неправда!
Я стиснула зубы, мои щеки горели. Герреро не сводил с меня глаз.
– Возвращайся на свое место. Отныне мы будем платить тебе наравне с остальными.
Разговор был окончен.
Девушки вернулись к работе. Я глянула на Кармен. Сложно было сказать, кто первым снимет с меня шкуру – она или Санчо. И все же узел внутри меня немного ослаб.
Когда я вновь взялась за иглу, хозяин поблагодарил нас и пожелал хорошего дня. А затем добавил, обернувшись ко мне:
– Продолжай рисовать.
19
В тот вечер я вернулась вместе с Колетт в дом мадемуазелей. Люпен в безупречном синем костюме, который, похоже, был сшит для него на заказ, тепло поприветствовал меня, будто мое появление было чем-то само собой разумеющимся. Он сообщил, что ужин будет подан в восемь и что меня просят переодеться. В мою комнату принесли платье, не соглашусь ли я его примерить? Я что-то пролепетала, еще не привыкшая к этому гиганту с улыбкой почти такой же широкой, как его ладони.
Колетт исчезла на лестнице. Дон Кихот выпрыгнул из моих рук и проскользнул между ног Люпена. Огромная мускулистая фигура склонилась над котенком. Синяя гора погладила маленький черный комочек.
– Здравствуйте, месье?..
Люпен вопросительно поднял голову.
– Дон Кихот… Он благородный, – объяснила я.
– Это правда, вид у него очень достойный.
Дон Кихот склонил голову набок – он всегда так делал, когда о нем говорили. Люпен провел большим пальцем по тому месту, где когда-то было ухо, и мой пушистый друг замурлыкал.
Люпен долго гладил котенка, его большие руки нежно скользили по маленькой спинке. Дон Кихот не шевелился, однако производил шума больше, чем работающий котел. На улице шел дождь. Звук падающих капель. Мягкое тепло, исходящее от печки. Я словно вдруг оказалась внутри мягкого пушистого облака и с трудом
