Семенович выполнил и этот приказ. Возбуждение достигла в нем такого предела – а сила в руках была при этом немалая, – что когда он ухватился за Кларину блузку и дернул, не только верхняя пуговица вырвалась с мясом, но и все остальные, а также случайно отпоролся рукав.
«О-о-о!» – простонала Клара, – «Вот ты какой!..» Теперь она осталась в одном лифчике, и Семен Семенович растерянно смотрел на нее. Лифчик Клара не приказала ему сорвать – сняла его сама. Несколько секунд она молча стояла перед Семен Семеновичем, демонстрируя свою пышную грудь, и тяжело дышала. Лицо ее при этом сделалось угрюмым и злым. И тут словно кто-то повернул выключатель у Семен Семеновича в мозгу, он поглядел, оскалившись, на Клару, ухватил ее за юбку и дернул так, что снова с мясом отлетели все крючки и пуговицы, а юбка затрещала по швам.
«А-а-а!» –закричала Клара и повалилась на пол, одной рукой сшибив со стола настольную лампу, другой же потянула за собой Семен Семеновича. Он не удержался и повалился на пол рядом с ней. В наступившей темноте совершилось таинство соития.
Совокупленный зверь впадает в печаль.
Семен Семенович промаялся весь следующий день. Им овладевала попеременно то нежность к Кларе, то отвращение к ней. Единственное, чего он не испытывал, так это удовлетворения и гордости. Никакого такого самоутверждения, настоятельно рекомендуемого пособиями по юношеской психологии, не произошло. Семен Семенович остался таким же, каким и был до этого. Что нежность, что отвращение – все это были для него две стороны одного и того же постыдного действа. Ему вспоминались слова карлицы Натальи про вседозволенность и Божью кару. К тому же он чувствовал себя очень усталым. На уроке истории он засыпал, хотя этот предмет всегда ему нравился, на физкультуре никак не мог поймать мячик, который был его то в грудь, то в спину. В результате отвращение победило, и он решил не попадаться больше Кларе на глаза. Домой он возвращался обходным путем, не через проходной двор, где на крылечке столовой обычно поджидала его подруга.
Мать как всегда лежала в кровати, только в тот день ей особенно нездоровилось. Обеда не было. Семен Семеновичу пришлось самому сварить картошку и почистить селедку. Но мать от еды отказалась.
«Сходил бы ты, Сеня, в церковь», – ослабшим голосом попросила она, – «поставил бы свечку за меня…»
Впервые Семен Семенович увидел то, чего раньше не хотел замечать – мать в самом деле плоха. Он не стал возражать и побежал в церковь, но у ограды сквера встретил карлицу Наталью. Проскочить незамеченным ему не удалось, воинственная Карла заметила его и прокаркала: «Это не ей наказание, а тебе! Наказание за твое безбожие, за грехи твои…»
Может быть, вправду вера зиждется на понятии греха, на вечном страхе наказания? При упоминании о грехах Семен Семенович напрягся и готов был заплакать. А Карла пристально просмотрела на него, и он поверил, что ей все о нем известно. В церковь он не решился заглянуть – поплелся домой совершенно убитый.
К ночи матери стало совсем плохо, она корчилась от боли, слезы текли у нее по лицу. Пришлось вызвать скорую, которая отвезла
