себе самой она стала относиться по-особому, без прежнего цинизма. Если раньше, рассказывая про начальника паспортного стола Ширякина, она сказала бы: «Отдалась ему», – то теперь она затушевывала свою инициативу и говорила: «Он овладел мной». На самом деле ей хотелось бы выразить это еще более тонко: «Сорвал едва распустившийся бутон», или «Смял своими грубыми руками нежные лепестки юной розы». Но даже если бы она сказала сугубо по-медицински «дефлорировал», то в этом слове мы уловили бы цветочный аромат, прелесть и нежное дыхание богини цветения Флоры. Встречи их проходили в той же самой подсобке, только на полу невесть откуда появился пушистый коврик, а шторы на окнах стали поплотнее и покрасивее.
«Главное в жизни – любовь!» – говорила Семен Семеновичу Клара, – «Без любви все мы – ничтожества. Запомни, Сеня, главное – любовь!»
Семен Семенович охотно бы согласился с этим утверждением, но он уже выучил, что главное в жизни – деньги. Как же совместить оба эти утверждения? Тут он снова оказался перед неразрешимым противоречием, которое подсунула ему жизнь.
И все же любовь любовью, а будущность Семен Семеновича надо было как-то определять.
«Что делать, если не оказалось у нас таланта», – успокоила его Клара, – «Не расстраивайся, плюнь на Театральный. Я тебя устрою в Университет, рыбонька ты моя!»
И Клара не врала. «Взять» Университет оказалось значительно легче.
10.
Вспоминая молодые годы, Семен Семенович не может надивиться собственной прыти: «Боже мой! Неужели?! И это тоже я? И это?!!» Все дело в том, что Семен Семенович привык рассматривать себя метафизически, т.е. он с трудом может себе представить, что был когда-то другим, нежели теперь. Собственную сущность (познать которую, как мы помним, он давно отчаялся) Семен Семенович считает неизменной и вечной. А потому, когда он пытается взглянуть на себя, скажем, в детстве, то видит толстого и неряшливого взрослого Семен Семеновича, но только очень маленьких размеров. Вот, к примеру, уменьшенный Семен Семенович в шерстяной шапочке, прикрывшей давно очерченную лысину, стоит возле огромного аквариума с рыбой, а вот такой же точно Семен Семенович идет с портфельчиком в школу, сонно оглядывая прохожих и шаркая подошвами по асфальту; а вот он робко мнется на крыльце столовой и так далее – до самого нынешнего дня.
Смешно? Пожалуй… Смешно было бы представить Семен Семеновича в детской коляске или в ванночке. Нет, это просто невозможно представить, поскольку в детской ванночке теперь уместится бы разве один его живот! А голеньким на столе среди загаженных пеленок?
«Ах, бога ради, не делайте из меня дурака!» – сказал бы на это Семен Семенович, – «Зачем же представлять такое?»
Диалектически Семен Семенович умеет подходить к другим. Тут он видит человека и в его внешнем и во внутреннем развитии. Он видит, что Альберт Иванович уже совсем не тот, что был лет этак тридцать пять назад, хотя и хорохорится по-прежнему, все скачет,
