качает головой и сглатывает.
– Ты странная на вкус.
– Как-то это невежливо! Готова поспорить, ты и сам-то на вкус не очень, – с укором произношу я, плеская в него пригоршней воды. – И кстати, раз уж я теперь знаю, что ты умеешь зализывать раны, буду приходить каждый раз, как порежусь бумагой, и совать тебе палец в рот.
Поверить не могу, что он не говорил мне этого раньше.
Его остро очерченные скулы смягчает ухмылка.
– Суй мне палец в рот сколько угодно, однако затевать со мной водный бой? Ужасно неразумно, Орлейт.
Кай медленно и зловеще вздымается из океана, обнажая мощный изгиб загорелого мускулистого тела. У меня отвисает челюсть, я запрокидываю голову и распахиваю глаза, когда смуглая кожа уступает место округлой стальной чешуе могучего хвоста.
Проклятье.
Лихорадочно отползаю, словно краб в поисках убежища.
– Нет, Кай… нет. Нет! Не смей, слышишь ты, огромный скользкий негод…
Вскинув руки, он прижимает меня к своей холодной мокрой груди, а потом окунает нас обоих в бурлящий океан.
Вот же ублюдок.
Глава 7
Орлейт
Намеренно топочу по коридору, отжимая волосы и прокручивая в голове всевозможные изощренные способы обколоть яблоко сенной так, чтобы почти пятиметровый океанский дрейк с неделю гадил непереваренными водорослями.
Заворачивая за угол, я почти врезаюсь в Рордина, который стоит на моем пути, как валун, и с визгом отскакиваю назад.
Прежде чем я успеваю потерять равновесие, он быстро обвивает мою талию рукой. Выглядываю из-под спутанной мокрой копны – и меня мгновенно обжигает взгляд серебристых глаз.
Все мысли обращаются в дым.
Как раз когда я думала, что этот день уже не сможет меня нахлобучить еще сильней.
Делаю вдох и почти давлюсь густым запахом кожи и морозного утра. Он просачивается через легкие и наполняет кровоток, заставляя пульс биться в бешеном, нездоровом ритме.
Рордин пугающе, сверхъестественно красив. Один только его вид пагубно влияет на мою способность действовать нормально, и я это ненавижу.
Ненавижу очень, очень сильно.
Рордин склоняет голову набок, вскидывает темную бровь, но продолжает вжимать ладонь меж моих лопаток, наказывая молчанием.
Что-то глубоко внутри меня вопит: «Беги!»
Не то чтобы я когда-то его слушала.
С моих губ срывается выдох, грудь Рордина поднимается во вдохе, когда я отступаю на шаг – и на месте ладони остается холодный отпечаток.
Несмотря на то как Рордин возвышается надо мной, я выдерживаю его суровый взгляд, отказываюсь опустить вскинутый подбородок или дать хоть малейший намек на покорность. Пусть в Рордине за метр восемьдесят скульптурной, мужественной осанки, но пошли мои бушующие нервы куда подальше.
– Орлейт.
Голос – бархатное мурлыканье, от которого мое сердце колотится еще неистовей.
