городу приморскому плутая),он думает, что музыка одна
меж формою конечной и стихией,
не знающей спасительного дна,
ещё находит лестницы витые,
духовного движения полна,
он думает: зачем гордишься ты
своей сосредоточенностью чудной
(хотя бы и на пристани безлюдной,
среди намокших досок и слюды),
зачем, зачем не знаешь простоты
единственной, текучей, многотрудной,
он слышит гулы шквальные о том,
как трудно перемалывать глубины,
творя и растворяя без причины
блеск плавников в холодном блеске глины,
и чует этот холод животом.
«Странно, что и здесь жизнь…»
Странно, что и здесь жизнь,
что и здесь
кладбищ сухая весть
дрожит на ветру
и трепещет жесть,
странно, что и здесь дверь,
что и здесь
приоткрыта дверь
в комнатную нору,
где человек есть,
что его насквозь жаль,
что до чужих слёз
жалости ему нет
дела, что и со мной врозь
его печаль,
что на солнце крест белёс так,
что глаза слепит,
и, шелушась,
краска с него летит
в степь,
туда, где мак
дик,
где от любых влаг отвык
почвы слух,
треснувший, как крик
боли вразрез
жизни, которая здесь
привилась вкось,
уронив лишь
в виноградную гроздь
зелёный вес
запертого дождя,
странно, что и здесь жизнь,
что и здесь
теплится, как дитя,
этот со стороны
быт невыносим, чужд, —
что мне до их нужд? —
другой страны
тяжёл вид,
тяжелее вдвойне
тем, что вдруг
не найду мне
близких, что их совсем,
возвратясь, не найду,
тем, что их вижу во сне,
словно смерть
репетирую их,
расположенных вне
осязаемости моих
глаз, тяжелей
тем, что и здесь, твержу,
жизнь, и здесь,
тем, что её пишу
вскользь, с ней
не примиряясь весь.
«Это степь, и сухое пространство, как луковица сухое…»
Это степь, и сухое пространство, как луковица сухое,
с шелухой, осыпающейся на пастбище зноя,
это жирные шпалы, кишечник депо, это мельком
занавески на крайнем домишке, кривая скамейка,
и детей худоба – только рёбра и лица в разводах
перламутровой грязи, и курицы на огородах,
вроде серых, кудахчущих, бегающих подушек,
это солнечный слепень сыпучих, живучих и душных,
обезумевших метров земли, где стрекозы и мухи,
и на ящериц смахивающие гнездятся старухи.
Ничего нет грустнее кирпичных
