письмо, в котором, как могла, рассказывала о том, что побудило ее на столь отчаянный, безрассудный поступок, просила, если можно, извинить, не забывать ее и даже приглашала в гости. Увы, адресату уже не суждено было прочитать это спасительное для него послание. Оно опоздало, как, впрочем, и поспешил расстаться с жизнью тот, для кого письмо предназначалось. Кого уж тут винить – одному Всевышнему известно. Убитые горем родственники Саши, не без основания подозревающие Лену в том, что именно она дала повод для самоубийства, сильно колебались: вызывать ее на похороны или нет? Наконец, отбили телеграмму, ни к чему ее не обязывающую: "Саша застрелился."
Трудно описать словами, что испытала Лена, получив эту телеграмму. Скажу одно, господа, она целую неделю не притрагивалась к пище, ни с кем не разговаривала и безвылазно пребывала дома, как бы тоже подготавливая себя к переходу в мир иной. На похороны не поехала, вернее, отговорила ехать бабушка, с которой Лена, незадолго до трагического известия, поделилась своими сердечными тайнами. Прекрасно зная горячий характер внучки и Евдокии Петровны, дочери, она вполне оправданно опасалась уже за их жизнь. Ведь в поисках виновника случившегося между ними непременно могла вновь разразиться крупная ссора, последствия которой было просто трудно предсказать.
Через неделю, когда боль утраты немного утихла, Лену таки уговорили начать есть. А потом и на работу пошла, только не дояркой или свинаркой, как думала на горячую голову, слишком уж тяжелый и непривычный это был для нее труд, а на освободившееся место почтальона: женщина уходила на пенсию, вот и подвернулось для нее приличное местечко. Отделение связи, к которому была приписана деревня Волчиха, находилось на весьма приличном удалении, вот и приходилось Леночке каждый день на попутках, а то и пешком преодолевать не одну версту.
Так пролетел год, потом другой. Жизнь проходила серо, буднично, как говорится, без перемен. И вдруг, разбирая почту, Лена заметила на конверте знакомый обратный адрес. Письмо было от матери. За время после того внезапного Лениного отъезда в деревню это было второе письмо, написанное Евдокией Петровной. Первое она послала спустя пару месяцев после самоубийства Саши. Раскаивалась в происшедшем. "Возвращайся, доченька, – звала мать, – не гневись на меня, пьяный бес попутал. Живи со своим Сашкой, – тогда она еще не знала, что его уже не было в живых, – как хочешь и как знаешь, я в твои дела вмешиваться не буду. Можете даже у меня жить, а нет, так найдете себе другую квартиру , с деньгами помогу, если что…" Лена послала тогда короткий, резкий ответ, что-де Саши уже нет, а потому необходимость в ее заботах отпадает за ненадобностью, и что она не желает продолжать объедать мать и как-нибудь без посторонней помощи сама устроит свою судьбу. Больше Евдокия Петровна не предпринимала попыток вернуть к себе дочь, и вот вдруг новое письмо.
Без особого желания распечатала она конверт, но чем больше вчитывалась в исповедальные строки матушки, тем больше в ее сердце вкрадывались
