обстоятельство своевременно не подтолкнуло Лену к исправлению вчерашней ошибки, грозящей стать для нее роковой. И только когда дверь за мужем захлопнулась, Лена опомнилась, но было уже поздно. Игорь ушел в плащ-накидке и… в резиновых сапогах. Ее моментально прошиб холодный пот. Она лихорадочно принялась метаться по комнатам, шарить по углам, словно надеясь на чудо: может, он его не захватил с собой, а выложил и оставил, забросил куда-нибудь за ненадобностью?.. Увы, чуда не произошло: письма нигде не было. И Лена, отрешенно присев на стул, зарыдала по-бабьи громко, с причитаниями: "Господи, ну почему мне постоянно не везет в этой жизни?! Что за наказания ты посылаешь на мою несчастную голову?! Зачем я появилась на этот свет, который мне вовсе не мил… Господи, лучше умереть, чем так страдать… Не хочу я больше жить так, не хочу… Помоги мне побыстрей умереть, Господи, помоги…" Проснувшись и совершенно ничего не понимая, Славик испуганными глазами взирал на маму. Он все никак не мог взять в толк, почему его мама, такая молодая и красивая, просит смерти, да еще с самого утра. Уже позднее, будучи большим мальчиком, юношей, слыша аналогичные мамины речи о желании скорой смерти, он, конечно, будет догадываться, какой глубокий, трагический смысл за всем этим скрывается, и даже будет сочувствовать матери, но пока он пребывал в полном недоумении и испытывал смешанное чувство – неудовольствия, что разбудили в такую рань, и жалости к маме, проливающей горькие слезы.
На обед Игорь не пришел, а к вечеру, когда он уже должен был вернуться со службы, Лена успела немного перегореть от переживаний, ожиданий мужниной расправы и пребывала в состоянии некоего транса: вроде и понимала, что свершилось непоправимое, за чем непременно последует расплата, но как бы и не верилось, что свершилось не во сне, а наяву.
Появился он не как всегда – значительно поздней. Один только его дикий взгляд воспаленных глаз вновь привел ее в себя: нет, это не сон!
– Сука! – это было первое его слово, которое наотмашь он бросил ей в лицо вместе с сочинением, рассыпавшимся по полу.
Некоторое время, не произнося ни слова, она стояла на том же месте, закрыв пылающее лицо руками. Молчал и он, ожидая, видимо, ее реакции. Наконец, она медленно опустилась на четвереньки и так же, не торопясь, принялась собирать разлетевшиеся по комнате листы.
– И манатки свои тоже можешь собирать, – резюмировал беспощадный Драйзеров, – и чем скорей, тем лучше.
– Ты хочешь, чтобы я уехала? – как ни странно, ее голос даже не дрожал, как будто она уже давно была готова к этому решению.
– А ты хочешь, бесстыжая твоя рожа, – он перешел на срывающийся крик, – после всего того, что ты здесь так смачно описала, остаться с мужем?! И я еще верил ей, на что-то надеялся. Курва ты самая распоследняя! Не желаю ни видеть тебя, ни слышать! Катись к едреной фене, к своему пиздюку ненаглядному!
– Успокойся, у нас с ним все кончено.
– Так,
