выражали недовольство по этому поводу потревоженные старые вороны. Взмыв над заснеженной поляной, где свершалось сие греховное таинство, они подняли невообразимый гам, как бы призывая грешников к совести, а заодно им и завидуя – каркая и проклиная свою воронью, безрадостную судьбу. Но молодым на снегу, тающем от их разгоряченных сердец, не было никакого дела до происходящего вокруг. Они, собственно, тоже были неотделимой частью Природы, а потому не могли внести в нее дисгармонию, никому и ничему не причиняя насилия.
– Ты знаешь, – наконец признался Николай, когда они уже возвращались по домам, кое-где по колено проваливаясь в сугробе, – мне было с тобой великолепно, и вряд ли когда-нибудь и с кем-нибудь я испытаю подобное. Ты просто колдунья. Привораживаешь намертво, навечно. Господи, и почему я не встретил тебя лет семь-десять назад?! – Эти слова признанья Лена услышит еще не раз из уст потрясенных ею мужчин. Стало быть, в ней действительно что-то было колдовское, от колдовских чар. И не загадочный ли, суровый колдун дядька Михей из деревни Волчихи в те далекие военные годы, наказывая ее, еще ребенка, за дурные мысли о нем, в то же время наделил ее частью своих способностей: мол, владей, глупая, и помни, какой щедрый, а вовсе не жестокий был тот, которого вы все так опасались?
– А Света что же, – нахально поинтересовалась Драйзерова, упиваясь своим превосходством, – не способна тебя столь ублажить?
– Опять ты, Леночка, на больное место наступаешь, – без малейшей злобы отреагировал Васильев. – Ну ладно, так и быть. Поведаю я тебе эту грустную историю. После школы я поступил в институт. Архитектором хотел быть, города строить, парки красивые разбивать, скверы, стадионы. В общем, парень был с богатой фантазией, ну, естественно, кой-какие способности и от родителей унаследовал: мама у меня хорошо рисует, а отец – инженер-конструктор в авиационной промышленности. И надо же было такому случиться, что в общаге, где жил, под Новый год ребята из нашей группы, конечно, в дупель пьяные учинили драку. Я тоже, разумеется, вмешался, стал разнимать. Один звезданул меня ногой не куда-нибудь, а прямо в пах. Боль испытал ужасную. Тут уж меня злость обуяла по-настоящему. А я, как видишь, юноша не из хилого десятка – на здоровье не жалуюсь, Бог, как говорится, им не обидел. Схватил я, значит, этого изверга, любителя проводить запрещенные приемы, в охапку, поднял над собой, как бревнышко, и метнул прямехонько в закрытое окошко, чтобы охладился на морозе. Хорошо еще, что это был второй этаж. Но тем не менее, не считая мелких резаных ран от разбитого оконного стекла, получил он пару открытых переломов конечностей. Естественно, всех зачинщиков драки из института турнули, я тогда был на втором курсе. И даже по факту шить стали уголовное дело, по которому я представлялся как самый агрессивный, опасный для общества субъект. Вызвал меня на первый допрос следователь. Так все внимательно выспрашивает, записывает. Не нагло себя ведет – достаточно вежливо, корректно, и как-то сразу проникся к нему
