благодаря своему стервозному поведению низко пала в моих глазах, и я не могу тебе позволить не то, что воспитывать, но и общаться с ним.
– Если ты так принципиально и несправедливо ставишь вопрос, – Драйзерова подошла к Славику и прижала его к себе, – я никуда не поеду. Или с ним, или никуда.
– Не прикасайся к нему! – приказным тоном изрек Игорь. – Ты слышишь, что я сказал: отойди от сына.
– И не подумаю.
– Ах ты, дрянь такая, – рассвирепевший Драйзеров коршуном подлетел к добыче и, размахнувшись рукой, хотел было влепить ей увесистую пощечину-затрещину, но… То ли повлиял ее съежившийся, жалкий вид (она, продолжая крепко удерживать около себя сыночка, в ожидании удара втянула голову в плечи и сильно зажмурила глаза), то ли присутствие Славика, то ли сказалась вдруг его природная мягкость – в самый последний миг сердце Игоря дрогнуло, и он, тяжело опустив руку, произнес уже более спокойно:
– Ладно, давай поступим иначе. Спросим у самого Славы, с кем он хочет остаться. – И тут же, без промедления, словно опасаясь новых с ее стороны возражений и заранее зная ответ, обратился к мальчику:
– Слава, сынок, ты хочешь поехать на Украину к бабушке с дедушкой, к своей двоюродной сестренке Галочке? А потом я тебя заберу?.. Ну, чего молчишь?
Вместо ответа Славик заканючил, всхлипывая, а затем и вовсе разрыдался горючими слезами, почти так же, как утром мама. Только теперь не он ее, а она уже его жалела, поглаживая по голове и приговаривая:
– Успокойся, сыночек, успокойся, никто никуда тебя не отправит, будем жить вместе.
– Да, вместе, – поправил Игорь, – но только без тебя. Я не намерен больше терпеть твои несносные, легкомысленные выходки.
– Вот и ищи себе другую, а нас со Славиком оставь тогда в покое.
– Благодарю за совет, – съязвил Игорь, – только, боюсь, после того, как ты основательно отравила мне жизнь, вряд ли уже на кого буду смотреть с вожделением – скорее, с отвращением.
– Ничего, оправишься, и все будет нормально. Свет клином, думаю, на мне не сошелся, да и ты, надеюсь, не считаешь себя в этом мире единственным и неповторимым.
– Да, конечно, в чем, в чем, а уж в этом, – Драйзеров не выглядел уже столь агрессивным, первоначальный запал его постепенно сходил на нет, – ты убедила меня достаточно основательно, наглядно. Тут ты поднаторела капитально, вряд ли сыщешь на свете тебе равных в твоем порочном искусстве – семью разрушать.
– Прежде чем порушить, – философски заметила Лена, – надо построить. У нас же, мне кажется, с самого начала, с закладки фундамента, допущена халтура: и как дальше ни строй – все будет рушиться само собой.
– Осталось только выяснить, кто же это был халтурщиком, врагом зарождающегося семейства? Не я ли, кто постоянно жил и живет его заботами, кто не то, чтобы пытался не создавать межличностных проблем, но и повода не давал для возникновения конфликтов? Или все-таки, прежде чем на зеркало или на
