гримасу, и Маша поняла, что он улыбнулся. Она только сейчас заметила, что он все это время держал сжатым левый кулак. Маша протянула руку, и Федя вложил в ее ладонь невесомую бумажку. Маша пожала его руку, приложила его ладонь к лицу и заплакала. Федя уже не видел этого, он дрожал от холода, боль отпускала, забирая за собой сознание в глубокий тяжелый сон, после которого будет не легче.
Когда он уснул, Маша села на пол, прислонившись спиной к его койке. Все, накопленное за день, все переживания за Кая, за Федю, за больных вырвалось наружу потоком слез. Она громко рыдала, не отдавая себе в этом отчета, потерявшись, уйдя на дно с этой волной. И она забыла про себя, не разрешая себе жалеть себя, не желая понимать, как другие могут беспокоиться о ней – она запрещала себе об этом думать.
– Хотите я вам укольчик сделаю? Я дозу подберу, станет легче и не уснете? – спросила маленькая медсестра, вытирая слезы на лице Маши.
– Не надо, Лейла. Давно я здесь реву? – Маша хотела встать, но силы ее оставили, и она больно стукнулась копчиком о пол.
– Нет, не особо. Не дольше нас, – ответила Лейла и помогла ей подняться. Она усадила Машу за стол и принесла воды с двумя таблетками ибупрофена.
– Спасибо, а то…
– Да мы все понимаем, Мария Султановна, мы же не дурочки совсем. Дурочки, но не совсем, – Лейла улыбнулась.
Запив таблетки двумя стаканами воды, Маша строго посмотрела на Лейлу. Девушка еще шире улыбнулась, а в черных глазах заблестели хитрые огоньки.
– И хватит меня называть Марией Султановной! Достали уже!
– А вы знаете, почему мы так вас называем? – Лейла тихо рассмеялась. – Сначала видели, как вы злитесь, а потом из уважения.
– Ха-ха, – фыркнула Маша. – И хватит мне «выкать». И всем передай, будут «выкать», отправлю судна мыть вручную.
– Передам, но девчонки не согласятся. Я тоже не согласна. Мы вас уважаем. А когда эта сволочь вас сожрать захотела! – в глазах Лейлы заблестели слезы гнева, она побледнела, на лице выступили острые скулы, а зубы обнажились в зверином оскале.
– Не кричи, могут подслушивать.
– Не-а, там Оля на стреме. Мы все понимаем, только со всеми не болтаем, понимаем, с кем можно. И вот, вы выронили, – Лейла положила на стол маленькую бумажку, кусок обертки батончика, исписанную мелким почерком.
Маша достала из стола часть окуляра микроскопа и стала читать. Это писал Роман Евгеньевич, но почерк был не его, так писали разведчики, Маша узнавала их по шифру. Значит, письмо перехватили, но разведчик его прочитал и запомнил. Болт не мог, он туповат. Шухер, только Шухер так мог. Он всегда читает почту, перед тем, как отдать ее адресату.
– И что там? – спросила Лейла, видя, что Маша прочла уже три раза и собирается сжечь бумажку на спиртовой горелке.
– Надо проверить, – хмуро ответила Маша. Этот особист знал это и молчал, сволочь. – Придется всем немного поголодать.
