хотел избить его до смерти за то, что он осмелился не отдать ему честь. Парень не считал эту войну путем к раю. Он считал ее разрушением рая.
– Так не должно быть… Стой. Не двигайся. Сейчас помогу.
Я аккуратно, но четко и быстро вправила ему нос. Парню было больно. Это лучше, чем ходить с таким носом, словно его пытались завязать в узел, но бросили это дело на половине.
– Так должно быть лучше. Ты как? Идти можешь?
Он ощупал свой нос и кивнул. Я кивнула в ответ, подобрала винтовку и несколько патронов с тела убитого мною солдата и отдала ему.
– Этот мир должен измениться, друг мой. Кто-то должен сражаться за таких как мы, иначе скоро будет слишком поздно. Так не может продолжаться вечно.
Он держал винтовку в руках, словно в этом мире не существовало ничего, кроме него и этой винтовки. Он кивнул мне и, тяжело вздохнув, ушел куда-то.
Я не погналась за ним, но я точно знаю, что, когда я снова умру, мир изменится еще сильнее, чем он изменился сейчас. Я решила осмотреть тело убитого солдата. В его карманах были хлеб и маленькая бутылочка с каким-то веществом. Подозреваю, это был алкоголь. Также при нем были гуталин, который я взяла себе, и лезвие для бритья, но бритвы я не нашла. Я сразу съела хлеб, потому что была очень голодна – мне жизненно необходимы были эти кусочки. Я понимала, что надо убраться отсюда побыстрее, пока смотрящие не нагрянули сюда.
Я пошла по улицам. Так у меня было больше шансов смешаться с толпой, чем разгуливая по крышам в гордом одиночестве. По душным улицам, полных тел и пыли, я перемещалась, мечась из стороны в сторону. Я старалась держаться за стены, чтобы не умереть от того обилия лиц, которое был вынужден обрабатывать мой мозг. Я вколола одну восьмую содержимого шприца в попытках сохранить спокойствие. Я забрела в достаточно тихий уголок. Там не было этой ужасной толпы. Я очень хотела рассмотреть плакаты, мне важно было понять, против кого мы воюем. Никак я не ожидала увидеть лицо, которое пробудило во мне что-то новое – что-то, что я искала настолько долго, что мне казалось, будто я искала это всю свою жизнь. Один из плакатов агитировал граждан вступить в авиационные силы, и он привлек мое внимание. На заднем плане был изображен ангар с самолетами, на барабанах их пропеллеров были отметины в виде часов. Небо на плакате сияло. А снизу была подпись: «Время уже наше. Теперь мы возьмем и небо!» Но самое главное, что на нем было, – женщина на переднем плане. Она была в обычной серой армейской форме и в пилотских очках, но с роскошными золотыми кудрями, которые вились на концах, словно мои лианы-волосы. Носик, ушки… Да, голова. Да, я это вижу. Прошу, покажите мне еще раз, я хочу улыбаться посреди войны.
Я видела свою маму не так много раз, но воспоминания о ней крутились где-то у меня в голове, а этот плакат поставил все на свои места. Я начала вспоминать. Это был последний раз, когда я видела свою мамочку. Мы стояли посреди зеленого поля, на котором росли цветы
