ты сказал? – спросил второй воевода Тёмкин Григорий Иванович.
– Проехали, – сказал Воротынский.
Глава 4.
Отступающие конные татарские рати через день пути вдруг наткнулись на выстроенные поперёк стометрового шляха рогатины. С обеих сторон шлях сжимал непроходимый тысячелетний лес. Татары попытались разобрать рогатины, но были обстреляны из-за деревьев и запаниковали. Они были окружены со всех сторон и были вынуждены сдаться.
Воротынский ехал на коне вдоль распластавшихся на земле воинов крымского юрта, лежащие так уже почти сутки, до конца не веря в случившееся.
– Посчитали, сколько их? – спросил князь.
– Считают, – буркнул второй воевода.
Но и так было видно, что пленных много. Очень много.
– Считанных мы в рогатины и сразу угоняем. Заиндевели многие.
– Так, заставь подняться! Души позастужают… Возись потом с ними.
– Да и бог с ними. Меньше мороки, коль помрут.
– Я те помру!
Воронцов ткнул кулаком Тёмкину под самый нос.
– Государь строго настрого указал сберечь всех, кого можно. Все души свою цену мают.
– Вот-вот… – буркнул воевода. – Сам-то понимаешь, что говоришь? Души считать на гроши?
– Всё условно. Не по головам же их считать. Не скот ведь!
– Скот хоть продавать можно, а души, как на деньги считать?
Воевода помолчал недовольно сопя, но продолжить разговор не решался.
– Что ещё сказать хочешь, Григорий Иванович?
Воевода басовито откашлялся в рукавицу и, хмуро глянув направо-налево, сказал:
– Не знаю, заметил ли ты, Александр Иванович, как умирали басурмане?
– Я не поспел за тобой…
– Ну, да… Ну, да… Зато и я, и наши все заметили. Мы погнать-то их погнали… И даже били мечами, но… Они умирали раньше.
– Как это? – удивился Воротынский.
– А так! Я догоняю татарина, саблей его хрясь! Татарин падает. Второго… Падает. Третьего… А потом объезжаю после схватки, а они раненые, и живые, но словно куклы скоморошьи.
– В смысле? – Воротынский нахмурился.
– Ну… Как тряпки с размалёванными рожами. Безумные! Правда, вскоре все они отошли в мир иной, но точно говорю я тебе, что души покинули их ещё раньше.
– И что? Может съели чего? – неуверенно воспротивился чертовщине Воротынский.
– Нее… Ты знаешь, сколько я за свою жизнь татар положил, но доселе такой погибели не видал.
– Бог с ними, Григорий Иванович! Басурмане же! – махнул рукой Воротынский. – Не о том думаем. Нам с живыми душами разобраться надо. Чтобы они не покинули эти тела. Бо царь-государь зело гневен будет.
Он ткнул большим пальцем правой руки за своё левое плечо, за которым, метрах в пяти ехал царский опричный монах по прозвищу Галактион.
– Пусть
