у тебя и ранее помазания это было, говорят.
– Правду говорят, – вздохнул Санька. – Но сейчас сильнее стало. По царской крови передаётся.
Вишневецкий поморщился, но промолчал.
– Не веришь? – спросил царь.
Князь пожал плечами.
Александр помолчал-помолчал, решил, что хуже не будет и спросил:
– Хочешь, скажу, что ты удумал? О чём сговорился со своим другом Жигмундом?
– Что? – осторожно спросил шляхтич, одновременно на всякий случай оглядываясь.
– Не бойся, но гляди не наделай глупостей, – сказал, легко усмехнувшись Александр. – Тебя здесь никто не тронет, если ты дёргаться не будешь. Ты ещё присягу не давал, а потому гостем считаешься.
– Спаси бог! – перекрестил себя Вишниевский.
– Так сказать?
– Скажи, коль не шутишь.
– Не шучу, – сказал царь и вздохнул. – Надумал ты обмануть меня. Про пушечное зелье вызнать, Гирею меня продать. «Если ты на меня гоньбу устроишь, поверит. Пошлёшь к Хортице рать. Да так, чтобы дозорные первые узрели. Так мы всей ватагой и снимемся. Будет спрашивать царь у казаков, зачем пришли, они скажут». Так ты сказал другу своему Жигнунду?
Вишневецкий не то, что удивился. У него перехватило дыхание и едва не подломились ноги. Он тихо и медленно выдохнул, помолчал и сказал:
– Так, государь, да не так. Как ты мог услышать слова мои, не знаю. Может, доложил кто? Но ты точно не мог заглянуть мне в душу, когда я их говорил. Я…
– И в душу заглянул, – перебил князя царь. – Далеко вижу, шляхтич.
Вишневецкий с трудом сглотнул загустевшую от страха слюну.
– И что же ты в ней увидел? – спросил он сипло.
Александр не стал наводить тень на плетень.
– Солгал ты ему, – сказал государь. – Пришёл ты ко мне правды искать и за веру просить.
Тут ноги Вишневецкого не выдержали. Он упал перед царём на колени и едва не зарыдал. Только присущая шляхте гордость удержала его от слёз восторга. Он прикрыл лицо ладонями и простоял так некоторое время, часто, тяжело и прерывисто дыша.
Некоторое время Александр молчал и смотрел в собеседника, потом сказал:
– Киевская Русь пропадёт без православной веры. Скурвится народ. Скурвятся иерархи. В унию впадут. А за ними и Русь скурвится. И на Руси тремя перстами креститься станут, как сейчас латиняне.
Шляхтич оторвал лицо от ладоней, с ужасом посмотрел на царя, и сказав: – Не допусти, господи, – перекрестился.
– Так и будет, если Киев и Литву полякам оставить, – горестно ухмыльнулся Александр.
– Ты точно знаешь?
– Точно знаю.
– Тяжко ждать грядущего знаючи?
– Тяжко.
– И сделать ничего нельзя?
–Почему нельзя? Можно, – улыбнулся Санька и на душе князя посветлело.
Вишневецкий
