всю жизнь будешь, образно выражаясь, драить все на свете клозеты.
– А помните, что за история со мной на прошлое Рождество приключилась? – спросил столяр. – Про женщину и про то, как меня не прокатили на автомобиле?
Хозяин поднял бутыль и взглянул на фотографа:
– Это стоит послушать, сударь.
– Как раз в тему нашего разговора, – добавил книжный агент.
Столяр подтянул стул поближе к столу:
– За день до сочельника был я у своей сестры, в квартале Векерле. Подарок крестнику своему отвозил. И на обратном пути решил заглянуть за какой-то надобностью к одному приятелю столяру на улице Барош. Иду по Большому бульвару и вижу, как в боковой улочке двое верзил к женщине пристают. Еще не стемнело, так что видно было, как они ее к стенке прижали и насильничают, бедняжка кричать хотела, но они ей зажали рот и юбку уже разодрали под короткой шубейкой. Я – туда, в чем дело, спрашиваю. Один из них отвечает, вали, мол, отсюда подобру-поздорову. Ну, я бросаюсь к ним, чтобы отбить у них несчастную. Они, понятно, меня лупцуют, но я спуску им не даю. «Хулиганы, – кричу, – я покажу вам, как к женщинам приставать». И колошмачу их что есть мочи. И тут возле тротуара тормозит шикарный автомобиль, откуда выпрыгивает еще один здоровяк – и цап, в машину меня, а за мной и ту женщину. «Да заткнись же ты, идиот», – вопит один из них, а другой так врезал мне по зубам, что я еле очухался.
– Каждому свой сортир достается, – вставил Кирай.
– Короче говоря, – продолжал Ковач, – доставили меня в участок, потому как дамочка была то ли карманницей, то ли домушницей, в общем, та еще птица, а эти здоровяки были сыщики из полиции, которые в том переулке ее и зацапали! «Какого дьявола вы не в свои дела встреваете, дурень вы этакий? – спрашивает меня потом детектив, тот, который мне по зубам врезал. – Вас не касается – вы и не суйтесь!» Вот ведь как. А меня-то учили – и в бойскаутах, и в церковной общине, везде, – что надо всегда приходить на помощь людям. И что ж это получается? Как я должен вести себя после этого?
– Очень просто, – сказал книжный агент. – Как в армии. Не спрашивают – молчи.
– Я согласен с тем, что говорил тут дружище Бела, – кивнул Ковач. – Против мира не попрешь, велят вылизать начисто пол, надо вылизать – и дело с концом. Рядовой – сошка мелкая. Ничего не видел, ничего не слышал. Вот такая у нашего брата должна быть заповедь. Ну а что мы при этом думаем, никого не касается, тут мы сами себе хозяева. Пусть хоть это нам остается. Разве не так?
Фотограф разгладил перед собой скатерть и, обводя указательным пальцем узоры, заговорил:
– А я все же так скажу, – и он вновь покраснел, как краснел всякий раз, вступая в разговор. – Скажу так: даже если вы в сотый раз с таким делом столкнетесь, надо и в сотый раз вмешаться! Это, если угодно, человеческий долг. И если мы уклонимся – то как же нам себя уважать?
– О-хо-хо, – вздохнул Кирай. – Отчаянный вы человек, однако.
Ковач повернулся к часовщику:
